Гранд-отель «Европа»

Поначалу мне показалось, будто она сказала, что приняла предложение. Однако мозгу, которому полагалось переварить эту информацию и подготовить адекватный ответ, не удавалось увязать якобы услышанное с контекстом: пустотой мертвой земли вокруг нас, песком, улицами без тротуаров, «ролексами» в отеле, где с аукциона продают номерные знаки, миллиардом узлов в самом большом в мире ковре, поломоечными машинами в торговом центре, отчаянием, бездушием, вакуумом, небосклоном, утыканным рекордным количеством звезд из кристаллов Сваровски, бесперспективностью вида из окон самых высоких висячих пентхаусов в мире, фальшивым камином в пустыне, крахом, отчаянием, пустотой и со всем, что мы сказали, я и она, всем, что сказала она, и всем, что сказал я, и со всем, чем мы были.

— Я знаю, ты слишком озабочен собственной персоной, чтобы поздравить меня, — сказала она, — ну да ладно. Ничего не поделаешь. Они предложили мне должность научного ассистента. Жаль, что не хранителя, но, честно говоря, на это я и не надеялась. Во всяком случае, научный ассистент как в финансовом, так и в содержательном смысле — приличная зрелая должность. В Европе мне такую ни за что не получить.

— Ты правда приняла их предложение? — спросил я.

— Ты же меня слышал. Могу приступать хоть завтра.

Чтобы перенестись из знакомого мне мира на американские горки последствий существования абсурдной параллельной вселенной, где нет ничего невозможного, включая невообразимую мысль о том, что Клио согласилась на работу в Абу-Даби, мне нужно было разогнаться быстрее, чем «Формуле Росса». Там, где возможен соколиный маникюр — или педикюр, — возможно и это. Судя по всему. На самом деле нельзя сказать, что мне не было послано совсем никаких знаков. И все же новость застала меня врасплох, как ночной холод пустыни.

— А тебе не пришло в голову обсудить это со мной, хотя бы в двух словах? — спросил я. — У такого решения довольно серьезные последствия. Ты же не можешь заранее исключить возможность того, что у меня на сей счет тоже будет свое мнение. Иначе зачем я приехал с тобой в это царство дурновкусия?

— Чтобы узнать твое мнение, мне не нужно ничего с тобой обсуждать. Ты бы попытался убедить меня этого не делать, пустив в ход всю свою помпезную риторику.

— Я бы высказал примерно те же возражения, которые ты только что перечислила. Если ты считаешь вывод, который я из них делаю, предсказуемым, то я удивляюсь как раз тому, что ты сама не пришла к тому же выводу. Кроме того, это часть процесса, который называется «обсуждением»: быть готовым выслушать мнения, которые, как ты знаешь или подозреваешь заранее, могут не совпадать с твоими.

— И все-таки ты смотришь на вещи исключительно со своей колокольни, — сказала она. — Тебе и в голову не приходит, что мне, может быть, тоже для разнообразия хочется иметь будущее.

— Ты сейчас думаешь как арабы. Или американцы, или азиаты. Ведь твоя профессия как раз и заключается в том, чтобы ценить прошлое, а не пялиться до слепоты на ложные обещания будущего.

— Это не смешно, Илья.

— А я и не шучу. Ты дышишь прошлым, живешь им, грезишь о нем, и потому ты как никто должна понимать: то будущее, которое сулят здесь, — это вранье, пустышка. Это не Флоренция эпохи Медичи. Мы не стоим у колыбели нового Ренессанса. Будущее, которым тебя здесь охмуряют, как фата-морганой из сусального золота и кристаллов Сваровски, — это окончательная победа агрессивного и равнодушного материализма, в котором и культура, и искусство, и все, во что ты всю жизнь верила, не имеют никакой другой ценности, кроме той, что значится на ценнике, и не возвышают ничего, кроме членов и эго избалованных мажоров с полностью оправданным комплексом неполноценности. Способствуя извращенной распродаже европейского искусства, ты становишься соучастницей его уничтожения в буквальном смысле, потому что хрупкие грезы твоих любимых художников не способны противостоять пустыне, и еще раз в буквальном смысле потому, что оторванные от своего прошлого и сведенные к рыночной стоимости, они теряют всякий смысл. Это противоречит всему, чем ты являешься, и всему, чему ты меня научила. Ты будешь участвовать в глобализации пустоты.

— Вот видишь! — воскликнула Клио. — Именно такой реакции я от тебя и ожидала.

— Дело не в этом, — ответил я. — Дело в том, что я прав, и ты это знаешь.