Гранд-отель «Европа»

— Дело не только в этом, — пояснил он. — За всю свою историю Европа была свидетельницей падения стольких могущественных империй, что цикличность подъема, расцвета и упадка прочно закрепилась в качестве модели в подкорке нашего исторического сознания. Этот трехмерный шаблон, включая неизбежный, по нашему мнению, спад, доставляет нам эстетическое наслаждение, подобно симметрии, тройственной структуре рассуждения (тезис, аргументация и вывод), запрестольному образу в виде триптиха или сонатной форме, состоящей из экспозиции, разработки и репризы. В декадансе мы видим красоту, поскольку идеализируем примеры из прошлого — взять хотя бы незабвенное грандиозное падение Римской империи — и поскольку упадок является для нас частью единого триптиха, без которой он остается незаконченным и эстетически несовершенным.

— Если вы правы в своем анализе, — предположил я, — то происходящий у всех на глазах упадок Европы нам на руку. Несмотря на то что предпочитаем сосредоточивать внимание на культурных достижениях континента, мы отлично знаем, что расцвет Европы зиждился на прочном фундаменте экономического и военного превосходства. И пока мы продолжаем крутить свою шарманку о культурных достижениях, в экономическом и военном отношении Европу окончательно и необратимо обошли многие страны в других частях света. Из-за этого Европа лишилась своего авторитета в мире, в том числе и морального, на который мы уповаем за неимением лучшего. Пока мы разобщены и не в силах действовать в унисон, моральный авторитет — это фикция. Впрочем, это даже неважно. Остальному миру нет никакого дела до нашего доморощенного морального авторитета, ибо в отсутствие оружия и дукатов мы больше не можем заставить его к нам прислушиваться. Европа перестала играть значительную роль на мировой арене и утратила влияние на будущее. Не успеем мы оглянуться, как китайцы о нас даже и не вспомнят, я в этом почти уверен. Европа больше ничего не производит. Все предметы повседневного обихода сделаны в Китае. Наша одежда завозится из Бангладеш и Индии, а наши мечты — из Голливуда. Последние чахлые фабрики на Европейском континенте из чувства неуместной ностальгии и вопреки здравому смыслу еще поддерживаются на плаву профсоюзами и отчаянием до тех пор, пока в качестве промышленного наследия не добавятся к бесконечному списку памятников, знаменующих собой лучшие времена. Мы построили изощренную и хитроумную экономику услуг, позволяя Китаю обогащаться за наш счет и ускоряя собственную гибель. В сущности, нам больше нечем торговать, кроме как своим прошлым.

— Вы рассуждаете как истинный европеец, — сказал он. — Не только посещение кафе и выбор профессии свидетельствуют о вашем европейском характере — мысль о закате Европы тоже у вас в крови.

— Вы полагаете, я неправ?

— Нет, я делаю вам комплимент.

— Я признателен вам за похвалу и единомыслие, но позвольте мне еще одну небольшую оговорку. Меня беспокоит то, что мысль о закате находит сегодня отклик преимущественно у последователей крайне правых прорицателей, приписывающих упадок европейской культуры растрате основных ценностей иудеохристианства и гуманизма под давлением исламизации континента в результате массовой иммиграции. Назови я свою книгу на данную тему «Закатом Европы», ее бы благодаря популярности правой идеологии раскупили в мгновение ока.

— Следует отдать должное вашей озабоченности результатами продаж собственных сочинений, — заметил он. — Однако, на мой взгляд, не так сложно отличить оборонительную ностальгию, выражающуюся в желании вернуться в Средневековье, когда отважные рыцари резали неверных во имя креста, от исторического реализма, понимающего, что единственная надежда на будущее для Европы заключена в фундаментальной интеграции, федерализации и единстве и что прибытие молодых, сильных и стойких иммигрантов — это подарок древнему континенту со стареющим населением, а не угроза.