Гранд-отель «Европа»

— Да, — сказала Бренда, — развешиваю я белье, и вдруг передо мной китаец. Прямо у нас в саду. Как будто так и надо.

— Большая проблема — недостаток информированности, — пояснил Том. — Китайцы и правда думают, что Гитхорн — это парк аттракционов. Соответственно, думают, что здесь все для них, как в Диснейленде. Не понимают, что это деревня, где живут люди.

— А сосед наш недавно нашел у себя в почтовом ящике обкаканный подгузник, — сообщила Бренда.

— Они думают, что почтовые ящики на двери — это урны, — подхватил Том.

— В Гитхорне уже почти не осталось нормальных людей, — вздохнула Бренда. — Местные жители разъезжаются кто куда.

— Деревня стала непригодна для жизни, — покачал головой Том. — Наши традиции под угрозой.

— Позвольте и мне вставить слово, — заговорил Бас. — По-моему, жаловаться на туристов — лицемерие. Ведь на них здесь зарабатывают кучу денег.

— Тебе легко говорить, — возразил Том. — Вы здесь не живете. Вы живете в Стейнвейке. Полагаю, у вас там международный туризм еще не приобрел столь массового характера.

— Но у нас есть хорошие друзья и здесь, в Гитхорне, — вступила в разговор Ивонна. — Они перестроили свой дом под гостиничку «бед энд брекфаст» и теперь говорят: «Добро пожаловать, китайцы! Чем больше, тем лучше». Богатеют и в ус не дуют. Так что вот.

— А вы видели, что делается на канале Дорпсграхт? — спросила Бренда. — Там чуть не все дома выкуплены китайскими инвесторами. Устраивают там отели, прокат лодок, хостелы, и все заполнено. От этих денег обычным жителями не достается ни цента. Более того, местным жителям и думать нечего конкурировать с китайским капиталом, правда, Том? Так что это просто ерунда, что благодаря туристам деревня якобы богатеет.

— И что в итоге получается? — произнес Том. — Дорпсграхт, эта жемчужина Гитхорна, в полном запустении. Китайцы не вкладывают денег в реконструкцию. Вы же видели, в каком состоянии укрепление берега? Некоторые доски еле держатся. В каком-то смысле китайцев нельзя винить: они понятия не имеют об этой традиции. Но Гитхорн летит в тартарары.

— И вообще, асфальт на дорожке Бинненпад, которая идет вдоль Дорпсграхта, весь в диких рытвинах, — распалилась Бренда. — В разгар сезона люди подворачивают ноги прямо перед недвижимостью этих китайцев.

— А народа там всегда столько, что скорая помощь не проедет, — подхватил Том. — Не хочу преувеличивать, но под угрозой наша безопасность.

— А осенью и зимой, — продолжала Бренда, — когда туристов нет, Дорпсграхт словно вымирает.

— И тогда в самом центре деревни зияет черная дыра типа запретной зоны, — добавил Том.

— А вы знаете, что они купили даже тот дом, где всю жизнь была парикмахерская? — спросила Бренда.

— Нет, не знали! — ответил Том. — И что они с ним сделают?

— Наверняка устроят сувенирный магазин, — воскликнула Бренда. — Ненавижу сувениры!

— А куда же вы будете ходить стричься? — спросил Том. — В Стейнвейке есть хорошая парикмахерская?

— В следующий раз, когда вы здесь будете, — сказала Бренда, — я проведу для вас отличную экскурсию по святым местам массового туризма. Вы испугаетесь, я обещаю!

Глава одиннадцатая. Рыбы, наевшиеся мяса

1

— Абдул, я понимаю, что моя просьба заставляет тебя заново пережить недавние страдания, — сказал я, — но это для благой цели. Ты стараешься узнать мир, слушая истории путешественников, останавливающихся здесь, в гранд-отеле «Европа». Я рассказал тебе об уходящем под воду городе, Венеции. Я могу рассказать еще о многих местах. Но прежде чем попасть сюда, в гранд-отель «Европа», ты из всех нас совершил самое трудное путешествие. Ты пережил много такого, чего никто не видел и о чем никто не знает. Я тоже хочу узнать мир, а о жизни в тех краях, где ты побывал, можешь мне поведать только ты. Я мог бы поехать туда по туристической визе с рюкзаком на спине и фотоаппаратом на животе, но я ничего не увижу и ничего не пойму, потому что мне не доведется пережить то, что пережил ты. Рассказы очень важны. Говорю это не потому, что по воле случая я писатель.

Абдул рассмеялся.

— Надеюсь, вы простите мне мою непочтительность, если я не соглашусь с вашими словами насчет ваших личных мотивов. Вы хотите услышать мой рассказ именно потому, что вы писатель. Вы сами признались, что записываете мои истории. Используете меня в качестве материала для романа. Но это не страшно. Я чувствую себя даже польщенным. И знаю, что от этого ваш интерес ко мне не становится менее искренним.

— Если это поможет тебя задобрить, — сказал я, — то признаюсь, что точно так же паразитирую на собственном прошлом, не только на твоем. Хотя сравнивать мою историю с твоей — это все равно что сравнивать испуг от опрокинутого стакана со страхом перед цунами. Даже мне бывает тяжело переживать свое прошлое заново, пока я о нем рассказываю. Но это помогает мне понять многие вещи. К тому же ведь истории надо рассказывать.

— Почему? — спросил Абдул.

— Почему надо рассказывать истории?

— Да.