Гранд-отель «Европа»

— Все очень неоднозначно, — покачала головой Ивонна. — С одной стороны, в том, что произошло, много жестокости. Это невозможно не осознавать, особенно по зрелом размышлении. Но в тот момент, когда видишь все эти традиционные одежды и понимаешь, что перед тобой ритуал, существующий в неизменном виде со Средних веков, то действо приобретает дополнительное измерение. Да ведь?

— Такое надо видеть в контексте, — произнес Бас. — Человеку со стороны легко говорить. Но если потрудиться и вникнуть в глубинное значение ритуала, то обнаруживается множество нюансов. Лично я считаю эту историю очень поучительной.

— А для местных такой ритуал еще по-настоящему важен, — подхватила Ивонна. — Я видела это по всему, я заметила, какая мощная энергия толпы при этом высвободилась. В панчаяте есть нечто исконное. У нас можно увидеть жителей пригородов, которые тащатся на работу в утренних пробках точно зомби; а там народ хоть очень беден, но верит в то, что делает в каждый отдельный момент. Жизни в Юго-Восточной Азии присуща интенсивность, от которой мы уже отвыкли. И жизнь эта состоит отнюдь не только из позитива. Мы весь негатив прячем подальше, но они еще понимают, что черное и белое — это две стороны одной медали. Что без темноты нет света. Инь и ян, вы же понимаете. Так что вот. Пожалуй, назвав это трогательным, мы зайдем слишком далеко, но здесь есть некая красота. Или «чистота», так будет точнее. Или что-то «вдохновляющее».

— По-моему, мы зайдем слишком далеко, — сказал я, — если заявим, что черпаем вдохновение в прилюдном изнасиловании.

— Это тоже типично европейский образ мыслей, — возразил Бас. — Первое, от чего надо избавиться, если путешествуешь так, как мы, — это от привычки обо всем судить, на все смотреть через очки нашего так называемого просвещения и того, что мы понимаем под нашим современным правовым государством, накладывать на все успокоительные схемы западных категорий этики и морали. Мир существенно больше, чем наши ограниченные представления, что такое хорошо и что такое плохо. Наше пресловутое просвещение было, в конце концов, чисто локальным феноменом, не забывайте. «Снимите со стены табличку с этим европейским лозунгом, — говорим мы, — и постарайтесь быть открытыми для нового, будьте готовы чему-то научиться от людей, у которых гостите». Чтобы достичь взаимопонимания между народами, надо в первую очередь быть открытыми для ритуалов и обычаев других народов, с их образом мыслей. Я сам в это свято верю. Честное слово. Потому что, придерживаясь в подобных странах европейской системы ценностей, ты в итоге наносишь ущерб и в духе неоколониализма навязываешь свою культуру обществу с совершенно другими устоями. Тем самым ты многое разрушаешь. Увы, история знает достаточно примеров.

Я сказал, что под основным принципом готов подписаться, но в данном конкретном случае все равно сомневаюсь.

— А что нам, по-вашему, следовало сделать? — спросил Бас. — Позвонить в полицию? Или я должен был в моих шортах цвета хаки прыгнуть в ревущую толпу и с помощью одних лишь кулаков спасти обреченную деву, игнорируя местную правовую систему?

— Вы могли просто не смотреть.

— И тогда, вы считаете, этого бы не произошло?

Том и Бренда уже долгое время молчали. Я попытался вовлечь их в разговор, спросив, каково их мнение.

— Наверное, лучше этого не говорить, — задумчиво произнесла Бренда, — но мы слышали с разных сторон, что панчаят и подобная институционализированная кровная месть уже давно отменены и в наше время их инсценируют исключительно для туристов.

— Это грубая ложь, — возмутился Бас.

— Спорить не буду, — ответила Бренда и посмотрела на меня с иронической улыбкой. — Еще кофе? Или пора перейти к более крепким напиткам?

8

Грета встала. Сказала всем «спасибо», извинилась, что нам пора уходить, и напомнила, что шофер уже ждет меня, чтобы отвезти в Ассен. Обещала, что мы обязательно вернемся и ввиду нашего напряженного графика договоримся о встрече заблаговременно.

Я хотел понять еще одну вещь.

— Поскольку мы изучаем последствия туризма, а вы в данной области эксперты, поясните мне, пожалуйста, что вы думаете о ситуации здесь у вас.

— В Гитхорне?

— Мне видится некая ирония в том, — сказал я, — что теперь вам, собственно, незачем лететь в Азию. Азия сама прилетела сюда.

— Это ужасно, — вздохнула Бренда.

— Катастрофа, — подтвердил Том.

— Вчера я хотела проехать на велосипеде по мосту, — начала рассказывать Бренда.

— Да забудь ты об этом, — посоветовал Том.

— А они стоят в своих идиотских шапочках и фотографируют, — не умолкала Бренда. — Думаете, они посторонились, когда я позвонила в звонок? Не-а. Вместо этого они смотрят на тебя так, будто ты аттракцион в луна-парке.

— А если им повезет, — добавил Том, — то они тебя с радостью еще и сфотографируют.

— Именно так и произошло, — кивнула Бренда. — И сколько бы они ни говорили, что это пешеходная дорожка, все вранье. Это велосипедная дорожка.

— Расскажи еще о последнем случае, Бренда, — напомнил Том, — когда ты развешивала постиранное белье за домом.