Грани Безумия (СИ)

— Боишься? — с акцентом спрашивает он, надавливая на стул, отчего тот скрипя ножками по полу сдвигается назад.

— Тебя? — усмехаюсь, — Мужчину, которые только и может бить связанную женщину, которая слабее его во много раз? Тебя даже тараканы не боятся.

Разозленный моими словами он с рыком толкает стул со всей силы, и я на момент зависаю в воздухе, осознавая все происходящее. Стул с треском опрокидывается вместе со мной на пол. Руку и затылок пронзает острая боль и я не сдерживаю вопль.

Спинка стула крепко прижимает предплечья к бетону под моим собственным весом. Слезы против воли брызжут из глаз, стекая дорожками по вискам и затекая в уши. От соли щиплет свежие раны.

Злорадный хохот Джузеппе эхом отдается от стен маленькой комнатки. Слышу, как гулкий топот от каблуков его ботинок останавливается слева от моей головы.

— Еще не наигралась, девочка? Поняла наконец, что все серьезно? — скалится ди Лауро.

Хочу выплюнуть очередную колкость, но не успеваю. Подошва его туфля упирается в мою шею. Глаза широко распахиваются, когда он наступает мне на гортань.

— Говори, какой план у моего сына? Какие семьи ему помогают? — цедит Джузеппе надавливая ботинком сильнее. Сдавленный хрип вырывается из моего горла, а виски начинают пульсировать. Агония боли растекается по моему телу и мозг перестает соображать.

Громкий удар двери не позволяет мне уйти в забытие.

— Дон Джузеппе, — новоприбывший солдат тяжело дышит, — Бруно пришел в себя и отказывается говорить.

— Так заставь его, — раздраженно фыркает ди Лауро, не убирая ногу с моего горла, — Я знаю Габриэля, как своего сына, пригрози ему жизнью Кьяры.

Габриэль? Он жив? Он здесь?

— Но Дон, — суетливо бормочет мужской голос, — У нас есть проблема посерьезнее.

— Какая еще? — срывается на рык Джузеппе.

— Код красный, — глухо сообщает его собеседник.

Прохлада подошвы ботинка резко покидает мое горло, и я наконец могу сделать полноценный вдох.

Джузеппе торопливыми шагами выходит из комнаты раздавая приказы на итальянском. Дверь вновь хлопает, оставляя после себя густую тишину.

Кислород вновь начинает попадать в мозг, и я наконец могу нормально соображать. Оцениваю свое физическое состояние. Шевелю пальцами ног и рук. Все нормально, за исключением боли в затылке и правом предплечье.

Аккуратно оглядываюсь по сторонам, насколько это позволяет мое положение и с облегчением осознаю, что я в комнате одна. Надо выбираться отсюда. Надо найти Габриэля.

Прежде чем понять, как это сделать, со стороны небольшого окошка под потолком слышатся выстрелы. Много выстрелов.

Мозг начинает лихорадочно перебирать идеи, как можно вырваться из оков стяжек или хотя бы отползти в укромное место.

Пытаюсь перевернуться набок, чтобы попробовать оттолкнуться от пола коленкой и поползти. Мне удается провернуть этот незатейливый план только с четвертого раза.

С громким стоном и болью в ноге я переворачиваю стул на бок и пытаюсь сделать хоть какое-нибудь движение, но ничего не получается. Только в виске, придавленному к бетонному полу, начинают стрелять молнии.

Хнычу от безысходности, потому что за дверью слышится топот ботинок. Даже будучи похищенной Данте и привязанной веревками к кровати, я не чувствовала такое отчаяние и безнадежность как сейчас. А боль от насильственной потери девственности и предательства семьи кажется просто плевком в душу по сравнению с агонией, которая плещется во мне в данный момент.

Не успеваю мысленно попрощаться с Данте и малышами, которых я даже погладить не могу сцепленными за спиной руками, как дверь в очередной раз распахивается.

Мой вскрик тонет в металлическом лязганье об кирпичную кладку.

— Лекси, малышка, — слышу знакомый голос. Я уже в раю? Так быстро?

Чувствую нежные прикосновения к своей голове. Не хочу открывать глаза. Хочу побыть в этом дивном сне как можно дольше.

— Лекси, ты меня слышишь? — обеспокоенно шепчет Данте, — Пожалуйста, открой глаза.

Стяжки ослабевают свое давление, а затем и вовсе отпускают меня.

Неуверенно открываю заплывшие кровью веки. Мой любимый стоит передо мной на коленях.

— Это не сон, — всхлипываю я и утыкаюсь лицом в его ноги. Рыдания сотрясают мое тело, которое только сейчас позволило выпустить все эмоции наружу.

— Боже, что эти уроды с тобой сделали? — рычит Данте, приподнимая меня. Руку вновь пронзает острая боль, из-за которой я вскрикиваю.

— Где болит? — тут же напрягается любимый, оглядывая меня с ног до головы.

— Рука, — сиплю я.

Данте бережно приподнимает меня и убаюкивает словно маленького ребенка.

— Постарайся ее зафиксировать, хорошо? — просит он, с нежностью заглядывая в мои глаза, — Сейчас мы выберемся отсюда и тебе окажут первую помощь. Боль пройдет, я обещаю.

Киваю головой, как болванчик, и зажмуриваюсь, когда любимый поднимает меня на руки. Он проносит меня по коридору и подходит к лестнице, ведущей наверх, когда я вспоминаю самую важную вещь.

— Габриэль, — шепчу я, дергая здоровой рукой Данте за край бронежилета, — Он где-то здесь. Он жив.

— Я знаю, сладкая, — любимый прикасается губами к моему лбу и поднимается наверх, — Его уже забрали наши люди и везут к доктору.