Грани безумия. Том 1

Видит Претемнейшая, о задачах по теоретической некромантии Дарра говорит с куда большей нежностью!

Она тут же одернула себя – конечно, дело в том, что ему больно вспоминать о так рано ушедшей сестре, как ей самой – об отце.

– Я понимаю, – шепнула она, однако Дарра ответил неожиданно странной улыбкой.

– Нет, не думаю. Простите, милая Айлин. Я почти не помню Этайн, хотя и понимаю, что она была похожа на наших родителей. Как бы там ни было, много лет назад я любил ее, и когда она ушла вслед за погибшим мужем, я не смог с этим смириться. Должно быть, ее смерть показалась мне чудовищной несправедливостью. Во всяком случае, у меня очень рано проснулся дар – от потрясения, как это случается не так уж редко. И тогда я совершил немыслимую глупость – попытался вернуть Этайн к жизни. Это и в самом деле было глупостью: сестра упала с такой высоты, что удайся мне задуманное, и ее душа не продержалась бы в теле даже нескольких минут. Разве что поблизости оказался бы целитель, равный магистру Бреннану… Впрочем, нет; ни один целитель не в силах вернуть к жизни того, кто твердо решил умереть.

Айлин затаила дыхание, слушая этот ровный бесстрастный голос, а Дарра говорил так спокойно, будто всего лишь объяснял Воронам очередной сложный аркан:

– Оправданием моей недальновидности может служить разве что возраст, мне едва исполнилось восемь лет. Разумеется, мне не хватило ни сил, ни умения выполнить задуманное, однако… – Он на мгновение умолк, переводя дыхание, а потом снова наклонился вперед, взял руки Айлин, легонько их сжал и продолжил с лихорадочной торопливостью: – Я не помню ритуал. Не могу вспомнить, как ни стараюсь. Точно так же ускользает лицо сестры. Серые глаза, бледная кожа, тонкие губы – все это не лицо! Восьмилучевая звезда, руны, найденное в библиотеке заклятие – это все еще не ритуал. Нет, я не помню ничего, кроме темноты и холода. Помню только, что очнулся я через две недели после гибели Этайн. Первым, кого я увидел, был совсем молодой мэтр-разумник. Он показал мне руку и спросил, сколько пальцев я вижу? С этого момента я помню все; помню так ясно, словно это было вчера…

– Этот мэтр-разумник… – шепнула Айлин, и Дарра кивнул.

– Это был магистр Роверстан, тогда еще обычный преподаватель. Он поселился у нас на полгода и почти не оставлял меня, разве что когда отправлялся на службу. Мы много разговаривали, он рассказывал увлекательные истории и приносил мне задачки, которые просил решать. Некоторые были очень любопытными, а некоторые казались нелепыми или совершенно непонятными. Магистр мне объяснил, что некоторые задачи не имеют решения или, напротив, имеют несколько ответов – и все правильные. И что его заботит не столько то, смогу ли я их решить, сколько способ, которым я буду это делать. Еще мы занимались арлезийским и древними рунами, у меня почему-то стала гораздо лучше память. А может, я просто перестал отвлекаться на всякие пустяки во время уроков… Когда эти полгода прошли, магистр уехал из нашего дома, но продолжал часто меня навещать. Отец и матушка принимали его с исключительной любезностью, и случалось, что магистр проводил у нас все вакации, кроме нескольких дней, когда навещал своих родных. Даже уроки у фраганского бретера, которого выписал отец, мы брали вместе, а когда я поступил в Академию, магистр сказал, что я могу в любое время обращаться к нему с любыми вопросами. Признаться, мне и вправду многое казалось непонятным, да и до сих пор кажется…

По его губам снова скользнула тень улыбки, на этот раз странной и задумчивой, а потом Дарра глянул на Айлин, словно пытаясь определить, как много она поняла из его рассказа.

– Вы должны знать, милая Айлин, – сказал он еще тише. – После ритуала, который я так безрассудно провел в детстве, во мне многое изменилось. Насколько я могу вспомнить, до него меня гораздо меньше раздражали окружающие люди. Еще меня не боялись лошади и собаки, с которыми сейчас мне нелегко иметь дело…

– Но Пушок тебя не боится! – запротестовала Айлин.

– Ваш пес – исключение, – согласился Дарра. – Возможно, дело в том, что он в принципе никого и ничего не боится, умертвиям не свойственно это чувство. Но собаки в особняке Эддерли при моем приближении обычно прячутся. Есть и другие признаки изменений. Когда я приехал в Академию, меня поселили с мальчиком моего возраста, и вскоре он заболел. Магистр Бреннан исключил возможность проклятия, мэтр Денвер тоже это подтвердил, но больному становилось все хуже, и болезнь исчезла только после того, как его положили в лазарет, а потом перевели в другую комнату.

– А Саймон? – выдохнула Айлин. – Саймон жил с тобой в одной комнате… сколько?!