И вот эти несколько моментов из предыдущей жизни приёмыша повторялись раз за разом. И ладно быть хоть было что-то понятное. А так лишь какие-то обрывки, которые оставляли после себя кучу вопросов и ни одного ответа.
Когда мне всё это окончательно осточертело, и даже появилась мыслишка, что лучше уж Ничто, чем вот эта вся хрень, картинка снова сменилась.
Маркуса в этот раз я не видел. Но лишь потому, что сейчас воспринимал мир его глазами.
Я стоял в большом и богато обставленном кабинете. А напротив, за огромным столом из тёмного дерева, в мягком кожаном кресле сидел мужчина. Блондин лет сорока, со светло-голубыми, словно две ледышки глазами и лицом, которое было очень похоже на то, что я каждый раз видел в зеркале, после того, как оказался в этом мире. Разве что у Маркуса никогда не было такого вот презрительно осуждающего взгляда.
– Я разочарован в тебе… – начал говорить мужчина. А затем всё исчезло, а я снова оказался в пустоте.
Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это же издевательство какое-то! Первый раз мне показали что-то стоящее. Что-то, что, возможно, смогло бы пролить свет на прошлое Маркуса… И оборвалось на самом интересном месте! Да как так-то?!
А мне теперь снова висеть в этой пустоте, ждать непонятно чего, и гадать, что же сказал Маркусу отец. А то, что это отец, я почти не сомневался. Слишком большое сходство во внешности у этого мужика и Дёминского приёмыша.
И ещё я почему-то уверен, что это был решающий момент в жизни Маркуса. Не знаю, откуда пришло это знание. Оно просто было. И казалось мне очень важным. А тут…
Додумать я не успел. Пустота снова исчезла, но на этот раз никаких видений не было. Перед глазами (или чем я там сейчас смотрю на мир) сверкнула нестерпимо яркая белая вспышка, а в следующее мгновение я осознал, что у меня снова есть тело. И это тело лежит на травке.
Первая мысль была: я вернулся на поляну. Но пошевелившись и приподняв голову, понял что ошибся. Практически надо мной возвышалась статуя. И сомнений в том, кому эта статуя принадлежит не оставалось, потому что Присутствие Живы в этом месте ощущалось каждой клеточкой тела. А ещё я снова чувствовал её эмоции. И, честно говоря, они мне не очень понравились.
Нет, никакой кровожадности или жажды расправы не было. Было веселье… Или лучше сказать – озорство! Словно Жива задумала какую-то пакость… Нет, даже не задумала, а… Как же лучше сказать? Воплощает? Или, если совсем по-простому – делает. В общем, богиня прямо сейчас творит какую-то хрень, которая её очень веселит. И как-то от всего этого мне не по себе. Шутки богов – они чреваты для простых смертных.
Все эти мысли пронеслись в голове за долю секунды, а потом я внезапно успокоился. Пришло понимание, что её шутка направлена не на меня.
Настроение резко скакнуло вверх. И даже не из-за того, что богиня против меня ничего не замышляет, а по той причине, что Жива со мной общается. И пусть это общение вот такое странное, но общение же! Много ли есть людей на свете, которых успокаивает кто-то из богов? Значит, чем-то я ей глянулся. А ещё это значит, что мой ритуал прошел успешно.
За всеми этими мыслями я не заметил, как в зале со статуей появился ещё один персонаж. Монашка! Хотя нет, это же храм Живы. Значит послушница, или жрица… Впрочем – неважно. Важно то, что именно на эту, весьма симпатичную девушку, и направлено веселье богини. Ну а раз так, то надо ей подыграть. Хотя бы из благодарности.
За что благодарить? А за то, что я излечился. Бок не болел. Совсем. А когда я пару раз сам себя ударил, то выяснил, что и болевые ощущения у меня теперь нормальные. Нет гиперчувствительности! Ура!
В общем, мы на пару с богиней немного поизде… то есть поприкалывались над монашкой, потом я уговорил её дать поносить плащик и вышел на улицу. Но, как Карлсон, обещал вернуться. И что-то мне подсказывает, что без этого обещания жрица так просто меня бы не отпустила.
А на улице только-только наступал вечер. Странно – это получается, что с начала ритуала прошло лишь несколько часов? А по ощущениям вечность.
Впрочем, что было, то прошло. И если у Живы такова плата за лечение, то и ладно. Главное, что я здоров. ЗДОРОВ! Е-ХУ! Хотелось петь и танцевать. Радость от того, что всё получилось, просто переполняла. А тело, здоровое тело, надо заметить, было полно энергии. Правда ещё и жрать хотелось. Но это мелочи.
Само собой ни петь, ни танцевать, ни как-то ещё выражать свои эмоции я не стал. На меня и так прохожие косились. Что и не удивительно. Плащик жрицы хоть и был с капюшоном, который я сразу же посильнее натянул на голову, но коротким. Да и в целом маловат. Приходилось поддерживать его полы, чтобы не расходились. Но босые волосатые ноги привлекали слишком много внимания. Будь дело в моём родном мире, и меня бы либо санитары забрали, либо менты приняли. А так на меня всего лишь оглядывались прохожие, и в их взглядах сквозило неодобрение.
– Эй ты! – раздался сзади повелительный оклик.