Грани Обсидиана

– Ну тут и разговоров нет, остается! – отрезала она. Я промолчала, хотя вопросы трепетали у меня на языке: а видела ли леди своего лорда хоть раз в другом обличье? И что ощутила – страх, отвращение? Или она попросту пережидает лунные дни, как непогоду, запершись в своих покоях с запасами еды?

Берта надавала мне припасов в дорогу да еще передала «гостинчик мальчонке», чем несказанно меня удивила. Еще немного я стянула в кладовой, стараясь брать не на самом виду и везде понемножку. Вышла и приостановилась, наблюдая, как Бэрин водит по двору своего жеребца. Они с Нарроном обсуждали: кажется, или Ворон все-таки прихрамывает. Мужчины наклонялись, рассматривая то копыта, то бабки коня. Волк, вроде бы меня и не видевший, сказал неожиданно:

– А вот спросим Лиссу! Лисса, погляди – хромает?

Прижав к груди набитую сумку, я нехотя приблизилась – Ворон всхрапнул и неожиданно пошел иноходью, кося темным глазом. Конь не то чтобы меня боялся – да и с чего бы, если они вырастают буквально бок о бок с Волками? – но относился настороженно.

– Ну-ну, тихо! – прикрикнул Бэрин, натягивая длинные поводья. – Что еще?

Осунулся, темные круги вокруг глаз – тоже плохо спит перед полнолунием? Казалось, внутри него ходит тяжелыми волнами темная запертая сила, которая вот-вот сметет и замки и двери… Ах, как мне хотелось хоть с кем-то поговорить об этом! Я все познавала через свои попытки и ошибки, ведь оборотни мне не встречались…

До сих пор.

– Левая задняя, – сказала я.

Мужчины наклонились, ощупывая бабку.

– И правда ведь, – расстроенно сказал Наррон. – А я и не заметил! Ладно, будь спокоен, Бэрин, я о нем позабочусь.

Волк передал ему поводья, погладил Ворона по крутой шее и пошел со мной к воротам.

– К брату собралась?

– Да…

– Ты слышала леди – если хочешь, приводи мальчишку в замок: тут ему и еда и друзья.

Я едва не рассмеялась горько: друзья! Как бы для этих «друзей» он сам не стал едой!

– Я слышала, – отозвалась коротко.

Волк не вышел за ворота. Но все время, пока я шагала по дороге вниз, я чувствовала его взгляд.

* * *

Берта объявила, что отныне я буду учиться лекарскому делу у леди Инты. Та, как водится, обучалась этому еще в родительском доме наравне с остальными хозяйственными навыками: а вдруг приболеет муж или дети, неужели кликать на помощь деревенскую знахарку? Кто бы тогда мог знать, что ее мужу понадобится помощь только при травмах и ранах – ведь оборотни не страдают обычными человеческими недугами.

– Но почему я?

Я не забыла еще, как потеряла голову от нелепого, на их взгляд, страха. Мне и самой было стыдно и жутко: ведь я себя чуть не выдала!

– Леди Инта тебя хвалила – мол, рука твердая и легкая! Да и Рик рассказал, как ты помогала ему рану зашивать.

После полнолуния Рик с Гэвином помирились, шатались повсюду чуть ли не в обнимку, привычно задирая всех встречных и поперечных. Иногда я жалела, что Рику зашили руку, а не рот. Как, впрочем, и его дружку-Волку…

Так что вскоре я перешагнула порог полутемной комнаты, где леди Инта разбирала травы. Леди кивнула мне, улыбнулась.

– Хорошо, что ты согласилась, Лисса! Мне нужна помощница.

А у меня что, был выбор?! Я присела за стол напротив, наблюдая за ее руками: Инта разбирала пучки сухих трав, попутно объясняя, как их называют и что они лечат. Некоторые даже давала понюхать: мол, если я запомню запах, легче будет опознавать высушенные.

– А это я знаю! – похвасталась я. – Она помогает, если прихватит живот. Мать называла ее лисий хвост.

– Да, похоже. Здесь ее называют метелкой. Давно умерла твоя мама, Лисса?

Я сжалась и убрала руку со стола.

– Больше года назад.

– И ты осталась одна с братом. Трудно тебе, наверное, пришлось.

Она не спрашивала – утверждала. Я опустила глаза на траву:

– А вот это, кажется, кровохлебка, помогает при гнойных ранах и кровь останавливает…

К моему облегчению, Инта сказала лишь:

– Да, верно. Крестьяне называют ее кровная муха. А знаешь те, что снимают жар и кашель? Я покажу тебе. Ближе к весне все устают от зимы и начинают болеть. Итак, берешь три части травы…

Дальше мы говорили лишь о лечении и травах – и в этот раз, и в остальные. Мне нравились уроки: если я освою лекарство, буду жить в замке не по милости Берты и Бэрина, а вполне заслуженно… О чем я думаю! Что мне за разница, как я здесь живу, главное – зачем?

Мне нравилась и эта спокойная, холодноватая женщина. Она больше не расспрашивала меня, зато рассказывала сама: иногда, понемногу – о том, что видела в жизни, о том, откуда приехала. О своем бывшем доме и оставленных родных она упоминала безо всякой тоски и грусти.

– И вам не хочется вернуться назад? Вы совсем не скучаете по родине? – как-то спросила я.

Она засмеялась – не моему вопросу, а своим мыслям:

– О нет! Только не назад! Хотя, когда мы отправились сюда, я пыталась удрать по дороге – вместе с сестрой и ее подружками.

– И лорд не наказал вас за это?! – и восхитилась, и не поверила я.

– Сначала я думала, что это наказание – своего рода… – она странно улыбнулась. – Но, кажется, Фэрлину понравилось мое сопротивление. И еще то, что однажды я пырнула его ножом.

Я чуть не села мимо стула.