Грани Обсидиана

– Бывают и исключения! Например, таков Гэвин.

– Гэвин?

– Хоть он и полукровка, Дар в нем очень силен. – Бэрин фыркнул: – Еще и некоторым чистокровным даст фору! Сядь, что ты торчишь, как гвоздь!

Он наклонился, подбрасывая полено в камин: зачем, и так кожа от жара чуть не лопается!

– Но ты ведь не о том спрашиваешь, да, Лисса? – Он повернул голову. Глаза его блеснули. – Ты считаешь, что я мог прыгнуть в воду только за ребенком оборотня?

Я ответила молчаньем. Бэрин качнул головой собственным мыслям и сказал:

– Все, кто живет здесь, – под рукой моего лорда. И мы защищаем их. Я прыгнул бы в воду даже за тобой… – Он хрипло рассмеялся, – хотя, чтоб ты в это поверила, тебя пришлось бы туда сначала столкнуть… Проведем такой опыт, а?

Да он же… Не задумываясь, что делаю, я приложила ладонь к его лбу. Бэрин аж передернулся:

– Да ты ледяная!

– А ты как огонь! Бэрин, ты же простыл!

– Бред! – категорически сказал он. – Мы не болеем!

– Иди-ка ты в постель!

– А ты со мной? – живо спросил Бэрин и засмеялся: – Ну, не делай такое лицо! Я пошутил.

Шутил он или нет, но перебрался на кровать охотно. Вновь натянул на себя ворох одеял и шкур. Я постояла, вспоминая, что знаю про людские болезни: простуда, кашель, жар… Странно, что оборотень мог заболеть этим. Я тоже никогда не болею.

– Пить, – сказал Бэрин с кровати. – Дай мне пить.

Я отдала ему остатки травяного отвара. Больше питья, травы и ягоды, снижающие жар, припарки на грудь и спину… вот, кажется, и все, что я знала. Наверняка Берта и леди Инта знают больше.

Но и леди и Берта согласились со мной. Берта еще и безжалостно выгнала леди из спальни больного: мол, нечего тут, мало ли… а вдруг поветрие какое? Но леди Инта так беспокоилась и упрямилась, что я вынуждена была сказать, что помогу Берте сама. Да что там помогать-то, если Бэрин беспрестанно то спит, то бредит? В короткие периоды сознания я поила его отварами и ягодными компотами, прикладывала согревающие повязки к груди и спине и горячие камни – к ногам. Незаметно для себя я стала главной сиделкой, и ко мне приходили спрашивать о состоянии младшего Фэрлина – и не только женщины…

– Холодно, – сказал Бэрин. – Так холодно…

Он был накрыт всеми одеялами и плащами, огонь в камине горел так, как не горел, наверное, даже в Зале, я только что сменила нагретые камни в ногах, но Бэрина трясло так, что я слышала стук его зубов. Единственное, что он мог произнести, было: «Холодно, холодно, холодно!»

Мне не нравился его кашель. Так же, как и Берте, и леди Инте, которую Берта не пускала дальше порога. Я знала, что незадачливый мальчишка-рыбак жив и здоров, но с чего же тогда свалился Волк, по самой своей природе не склонный ни к простудам, ни к воспалениям легких…

Берта говорила, что лорд Фэрлин тоже приходит к брату – счастье, что не в мое дежурство. После его визитов Бэрину становилось легче, жар ненадолго отступал, он даже мог есть…

Я вновь потрогала его лоб. Бэрин, лежавший с закрытыми глазами, придержал мою руку, сунул ее между подбородком и шеей и сказал:

– Хорошо. Тепло. Знаешь, лед – он везде.

– Нет…

Он чуть приоткрыл тяжелые веки. Кивнул, утягивая мою руку к себе на грудь:

– Везде лед. Я не… выплыл.

– Ты выплыл. Ты вытащил мальчика и выплыл сам!

Бэрин сунул мою ладонь себе под мышку и содрогнулся.

– Я там… подо льдом. Остался. Мальчишка ведь вынырнул?

– Да.

– А я – остался, – он открыл глаза, но вряд ли видел меня, когда говорил доверительно: – Я утонул. Там… зеленый свет… и так холодно…

– Да нет же! Ты не утонул! Ты здесь, в замке. Вон камин, видишь?

Он неспокойно двинул головой на подушке, поглядел на камин:

– Он далеко! А лед – вот, рядом. Во мне. Хрустит, ты слышишь, наверное, у меня уже кости изо льда? И з-зубы…

Он говорил все невнятней, потому что стучал зубами – в самом прямом смысле.

– Ты бредишь.

– Х-холодно!

Я беспомощно огляделась – и укрывать уже попросту нечем. Что делать? Разбудить Берту? Жалко – она разрывается между больным «мальчиком» и большим замковым хозяйством, которое привыкла контролировать. Я поглядела на больного: сухие губы, ресницы прикрыты, но видно, как мечутся под веками глаза, точно Бэрин смотрит на что-то, происходящее в его воспаленном мозгу. Или судорожно ищет дорогу к воздуху и свету. Бэрин сказал, что там, под водой, оглушенный, он на мгновение перепутал, где верх, где низ, куда ему плыть. А потом словно кто-то дернул его за шкирку, он поднял голову и увидел зеленый свет… Наверное, ему сейчас кажется, что он снова тонет.

Моя ладонь, зажатая между его твердым боком и мускулистым плечом, казалось, тоже уже горела. Согрелась. Я поглядела на нее.

…Бэрин приоткрыл глаза. Выдохнул:

– Ты… что?

– Молчи.

Я приподняла край наваленных одеял и скользнула в постель ему за спину. Быстрее, чтобы не передумать, обхватила его руками-ногами, прижалась всем телом. Бэрин не удивился, лишь выгнулся, прижимаясь ко мне спиной теснее. Пробормотал:

– А-а-а… хорошо…

Мы просто греем друг друга. Это все равно что обнимать Рыжика в холодную ночь…