Грани русского раскола

«кто является родоначальником теперешней печальной смуты, которая... грозит крайней опасностью самому существованию государства. Родоначальниками этой смуты являются, несомненно, московские финансовые тузы, которые... собрали огромные капиталы в своих руках»[1392].

При активном содействии большинства Государственной думы они стремятся захватить власть. И, как заметил С.В. Левашов, «уже не находят нужным даже скрывать своих политических вожделений»[1393].

3. На пути к дворцовому перевороту

Роспуск Государственной думы, который последовал 3 сентября 1915 года и стал неожиданностью для поборников парламентаризма, естественно, оказался в центре повестки дня очередных форумов общественных организаций. На съезде Земского союза в Москве 7-9 сентября 1915 года эмоции, вызванные решением Николая II прервать заседания нижней палаты, били через край. Во вступительной речи Г.Е. Львов заявил о страшной ошибке, произошедшей в жизни страны. Он сравнил Государственную думу со светильником, освещавшим путь в темных лабиринтах власти; теперь же страна погрузилась в темноту, под угрозой дело обороны, ослаблена армия.

«Столь желанное всеми мощное сочетание правительственной деятельности с общественной не состоялось»,

 – заключил Львов[1394]. Ему вторил целый хор земских деятелей: много говорилось об авторитете земств, об их неутомимой работе по выходу из того положения, в котором оказалась Россия, о необходимости опираться на законодательные учреждения[1395]. Прогрессивный блок выступающие представляли в качестве «якоря спасения, источником, откуда льется успокоение на всю страну»[1396]. По итогам дискуссий решили избрать особую депутацию для доклада императору: она должна была напомнить, что войну ведет не правительство, а российское общество. Подобная тональность преобладала и на съезде Городского союза, который проходил одновременно с Земским. Здесь также дебатировался вопрос о направлении специальной делегации к Николаю II как о последней попытке «раскрыть Верховной власти глаза на ту пропасть, в которую толкает страну правительство Горемыкина»[1397]. Эти решения поддержал и Московский биржевой комитет, направивший в состав делегации своих представителей[1398].

Как известно, император решил не принимать общественных деятелей. Судя по дальнейшим событиям, именно это его решение повлекло за собой радикализацию обстановки в стране. Полицейские источники отмечали, что в оппозиционных кругах усилились призывы прекратить любое общение с царем: теперь события должны идти мимо него – ибо он сам поставил себя в такое положение[1399]. О том же свидетельствуют и материалы заседаний Прогрессивного блока. Так, В.И. Гурко убеждал коллег, что молчать больше нельзя, надо продемонстрировать власти свою политическую дееспособность[1400]. Оценивая отказ в аудиенции, А.И. Гучков говорил о полном разрыве мирных отношений с властью. Он усиленно призывал членов блока дискредитировать «режим фаворитов, кудесников, шутов»; в это дело, по его убеждению, каждая группа должна внести свой вклад[1401]. Весьма интересны воспоминания Н.В. Савича, который пишет об активном участии в заседаниях блока группы представителей торгово-промышленного мира Москвы. Они настаивали на изменении тактики думцев в связи с назревающим революционным движением; требовали пойти навстречу обществу, ожидающему решительных выступлений против власти; укоряли членов блока за излишнюю осторожность и недопустимую лояльность к царю, потерявшему связь с народом[1402]. Тем самым представители купеческой элиты проявили себя как сторонники наиболее радикальных мер по борьбе с существовавшим политическим режимом.