Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное

То же касалось национального вопроса, над которым долго спорили на секции, и в итоге с длинным докладом выступил Либер (47), детально объясняя элементарное для обоснования, в общем-то, совсем простого и мало чего стоящего текста. В целом же по национальному вопросу предполагалось четыре резолюции, относящиеся к проблеме самоопределения в целом, а также отдельно – финского, украинского и еврейского вопросов.

Позиция Либера, отражавшего позицию большинства Съезда: говорил о широкой политической автономии, децентрализации и признании за всеми народами права на самоопределение вплоть до отделения – как о чём-то совершенно очевидном. Единственным более или менее конструктивным положением предложенной съезду резолюции была фраза: «Съезд высказывается против попыток разрешения национальных вопросов до Учредительного Собрания явочным порядком, путем обособления от России отдельных её частей и т. д. Все подобные шаги, разобщая силы революции, рождают бесконечные споры внутри каждой национальности и, противополагая одну национальную группу другим группам, ведут к ослаблению размаха революции, подрывая хозяйственные и военные силы России, и тем ослабляют возможность упрочения свободной России и, в частности, создают угрозу торжеству начал национального самоопределения». Всё это не касалось оккупированной немцами Польши, которая рассматривалась уже как отрезанный ломоть.

Таким образом, вопрос о территориальном делении откладывался на неопределенное время, что совершенно не устраивало большевиков, которые требовали практических шагов здесь и сейчас – вдруг Учредительное собрание будет не того состава, на который они рассчитывали! И тогда все замыслы по разделению страны на множество государств будут остановлено.

От большевиков выступила Коллонтай – с длинной речью, которую аудитория слушала с интересом не столько к содержанию, сколько к манере говорить – ей не ограничивали время выступления. Коллонтай в длинном и путаном выступлении доказывала простую мысль: с национальным определением надо торопиться, в особенности с вопросами, касающимися Финляндии и Украины. Всё сводилась к тому, что национально-культурное самоопределение вообще не является целью, потому что оно разобщает пролетариат. Другое дело – право на отделение – оно, будто бы, облегчает борьбу революционеров со своими капиталистами. Что демонстрировало: борьба большевиков ведется с государством, а не с буржуазией. Расчленение государства, как полагали большевики, упростит им уничтожение центральных органов управления. Эта антигосударственная позиция на Съезде никогда не критиковалась, ибо «революционная демократия» сама была настроена антигосударственно, лишь менее решительно, чем большевики.

Либер посмеялся над пылкой Коллонтай, сказав, что всё ещё «есть такие безумные национальности, которые не желают отделяться от России, которые предполагают в России оставаться». С его точки зрения, как раз до Учредительного собрания каждый народ сможет «изречь свою волю». Как это могло бы состояться, никто не задумывался – где может возникнуть граница самоопределившегося народа, если на той же территории живут и другие народы? В полемике ответ был таким: а они самоопределятся вместе с ведущим народом. А если нет? Детали никого не интересовали, потому что все эти вопросы перекладывались на будущее Учредительное собрание. Лишь бундовец Исув [69] заявил: «не может быть явочным порядком организовано то или иное самостоятельное государство без соглашения с другими такими же свободными национальностями».

Другой бундовец Рафаил Абрамович (46) определил задачу культурной автономии: «Пролетариат заинтересован в том, чтобы его пролетарская культура, которую он по историческим условиям не может принимать в какой-нибудь неопределенной форме, а должен воспринимать в форме своей национальной, на своём языке, согласно своим историческим традициям, согласно своему историческому происхождению».

Единственный, кто выступил против тезиса «вплоть до отделения» – провинциальный делегат Гарфин (представитель Каломыйского гарнизона (Галиция), биографических данных нет, фамилия, возможно, образована от «Гарфинкель»). Он сказал, что правительство не имеет юридических прав раздавать суверенитеты. Одно дело – федеративные начала, другое – попытка разорвать Россию на части. На это Либер ответил, что правительство следует революционной законности и может принимать любые решения. Для независимости Польши достаточно того, что правительство декларировало её право на полную независимость. В дальнейшем принцип «революционной законности» большевики широко применяли для обоснования любого беззакония. Но первенство в этом методе, видимо, всё же принадлежит «революционной демократии» – меньшевикам и эсерам.