Грани (СИ)

— Привет, мама, — его голос был слаб, но в нем ощущалось спокойствие и одновременно уверенность, — я знал, что ты придешь. Я ждал тебя на облаках. Там были ангелы и женщина в забавном костюме. Мы лепили из облаков разные фигурки. А потом меня угостили конфетой и будто что-то укололо мне руку. А потом… там была ты, и ты улыбалась. Я всегда был рад твоей улыбке.

Макс говорил так быстро, как это было присуще детям, увлеченно рассказывавшим о том, как прошел их день в школе или на экскурсии с классом. Его беззаботность и привычная улыбка, улыбка чистого и безгрешного ребенка окончательно выбила из сил Кейси. Измотанная женщина полностью потеряла самообладание и разрыдалась прямиком на груди своего сына.

Макс медленно вытянул свою руку и провел по щеке своей матери.

— Ты исчезаешь, мама.

Кейси посмотрела на свое тело. Так оно и было. Постепенно тело Кейси начало растворяться в мерцающих синих огоньках. Но это не пугало женщину. Не испугало это и Макса.

— Когда ты проснешься, — произнесла Кейси, — все будет хорошо. Ты окажешься в доме. В новом доме. И твоя мама будет любить тебя.

— Ты и так любишь меня, мамочка. Ты будешь рядом? — спросил Макс.

Впервые сын Кейси посмотрел на свою мать с неким беспокойством. По лицу женщины катились одинокие слезы. Нос и щеки пылали алым огнем, а женские всхлипы казались единственным, что нарушало тишину в больничном коридоре.

Собрав все остатки своей души, Кейси со всей нежностью в голосе произнесла:

— Я люблю тебя, Макс.

Мальчик улыбнулся своей матери в ответ и радостно воскликнул:

— А я люблю тебя, мама!

Неожиданно Вестник, стоящий все это время позади, заметил нечто странное. Дрожь. Но это была не обычная дрожь от слез. Нет, Кейси Диггенс дрожала всем своим телом, словно обезумевшая на нервной почве. На мгновенье она повернулась к Вестнику, и его охватил неподдельный ужас. Лицо Кейси выглядело совсем как в тот день.

В день ее смерти.

Ее стеклянные глаза смотрели прямо на Вестника. Они смотрели сквозь его душу. Сквозь их общую душу.

Дрожащими губами Кейси прошептала:

— Прости… я… я не могу отпустить его. Не могу дать ему умереть… прости.

В палате номер 1000 развернулись события, которые происходили уже когда-то, и которым, видимо, суждено было повториться вновь.

Вестник Смерти приближался к Кейси и Максу Диггенс. Кейси начала кричать и крепко прижимала своего сына к своей груди. Слишком крепко.

А после… а после произошла вспышка.

И палата номер 1000 опустела.

***

А в это время что-то приятно кольнуло Мэлоу прямо в сердце. Неожиданно он вспомнил последнюю фразу Эрика Майлза в их последнюю встречу:

«Если потребуется, поверь, я надеру зад и ангелам!»

Мэлоу улыбнулся и взял кружку какао в руки. Отпив пару глотков, он крепко уснул в своем кресле. Еще через мгновение, плечи Мэлоу накрылись теплым пледом. Дворецкий по имени Томас закрыл дверь в комнату Мэлоу, и дворец погрузился в приятную тишину.

Глава 26: Объятия смерти

Глава 26: Объятия смерти

Заведующий городского морга Патрик Моузи сопровождал Пенни Диггенс во вскрывочный отсек. Утро Патрика не задалось еще с самого утра. Сначала будильник наотрез отказался выводить заведующего морга из сонного царства своим хоть и давно приевшимся и раздражающим, но необходимым рокотанием. Ругаясь под нос и одновременно чистя зубы, Патрик каким-то неведомым образом сумел внятно озвучить свою просьбу любящей жене — сделать ему наспех пару тостов.

На этом неприятности Патрика Моузи не закончились. Пока тот одевался, нервно ища где-то завалявшийся носок, любящая жена обнаружила, что сделать тосты будет весьма затруднительно. Она исходила из того простого факта, что тосты делать попросту не из чего. А потому, когда Патрик спустился вниз, на кухню, его обонятельные рецепторы сразу же атаковал мерзкий и неприятный запах. Яичница. Патрик Моузи ненавидел яичницу, о чем напомнил своей жене одним своим взглядом. Однако это было лучше, чем ничего. Приезжать на работу на голодный желудок было еще хуже.

Раньше, когда работа в морге только-только начала открывать Патрику все свои прелести, завтраки и времяпрепровождение с трупами никак не хотели сочетаться в ранимом желудке бедного мужчины. Происходило это потому, что помимо прелестей работа в морге открывала Патрику еще и чужие внутренности. Конечно, для Патрика подобные картины не являлись чем-то из ряда вон выходящим, но первое время о ранней трапезе мистер Моузи позабыл напрочь. Теперь же его дух окреп, а желудок покрылся стальной броней, которую даже самый изуродованный мертвец не смог бы пробить своим ужасающим видом.

Кое-как затолкав в себя яичницу и отпив пару глотков невкусного кофе, Патрик Моузи помчался на работу, надеясь, что на этом его беды закончатся.

Но Патрик ошибался.

Едва перейдя порог городского морга, в Патрика тут же вцепился местный охранник, в прямом и переносном смысле этого слова.

У Патрика тут же разыгралась мигрень.

«О нет, — подумал заведующий морга, — только не снова».