Грани сна

Ещё одного, пятого, по имени Джон Смит, нашли по наущению о. Мелехция. Оный Смит в тот же день, что и остальные, «проснулся» с новой памятью, но не поверил ей, а решил, что сходит с ума. Чтобы разубедить самого себя в этом прискорбном факте, стал записывать всё, что с ним якобы приключилось: как его пригласили на работу в Темпоральную лабораторию, каковы там правила и порядки, и чем он занимался. Особо подробно он описал, как «ходил» в прошлое.

На самом деле Смита в этом мире знали, как креатив-менеджера международной рекламной корпорации Dentsu Aegis Network! Но когда его коллеги умоляли его вернуться к рекламным проектам, он им тоже не верил, и только отмахивался.

Он решил, что Господь бог подталкивает его к написанию научно-фантастического романа, и за неделю набарабанил чуть ли не сто страниц. Даже зашёл на сайт одного интернет-издательства с вопросами о порядке размещения и распространения текстов и получения гонораров. Тут-то к нему и явились те, кого он считал за плод своего больного воображения, а именно агенты той самой Темпоральной лаборатории.

Свой неудавшийся «роман» Смит переделал а отчёт, в котором повествовал, как, попав в VIII век, сначала жил на севере России, потом пошёл на юг, зимой сделал буер и отправился на нём по льду Москвы-реки. Даже вспомнил, что раскалённым гвоздём выжег на спинке саней буквы RB, первые буквы фразы «Rule, Britannia!».[105]

Он должен был найти в низовьях Москвы-реки русского ходока, жившего в городе Коломна. К сожалению, по прибытию на место буер влетел в полынью. Сначала одежда держала Смита на плаву, он пытался выбраться на лёд, а потом… всё. Дальше у него воспоминаний не было.

Закончив отчёт, он по утрам надиктовывал в микрофон историю того мира, откуда отправился в тайвинг, а вечерами писал очерки о жизни древних племён русского Севера с характеристиками их вождей для нужд будущих путешественников в прошлое.

Четверо из семи вернувшихся тайверов были не оперативниками, а профессиональными историками. Отправка их в тайвинг не имела другого смысла, кроме того, что, вернувшись, они могли точно рассказать, какие изменения произошли в истории. Теперь каждый из них максимально полно, даже с эпизодами из судеб исторически важных фигур, изложил ту историю Советского Союза, какой она была без такого события, как убийство лидера Ленинградского обкома ВКП(б) Кирова. В их версии политические репрессии второй половины тридцатых годов носили «точечный» характер, как и в предыдущие полтора десятка лет, причём наказывали не за «политику», а за конкретные преступления, разбирая дело в суде.

В новой версии репрессии приобрели массовый характер. Людей сажали в тюрьмы, а то и казнили вообще без вины. Дела часто рассматривали во внесудебном порядке. Вдохновителем и организатором этих безобразий наука история «этого мира» однозначно называла дядюшку Джо, то есть товарища Сталина.

Сравнивая версии, историкам удалось подготовить максимально лестный для лаборатории доклад: теперь было, чем порадовать высшее руководство страны.

Доктор Глостер не мог нарадоваться, но в среде историков гремели споры. Учёные собирались по двое, по трое, а иногда и бо́льшими компаниями и уедали друг друга. Если «местные» абсолютно верили, что репрессии в СССР организовал Сталин, то четверо «вернувшихся» и примкнувший к ним Джон Смит не могли поверить в такое объяснение. Они в своём «параллельном» прошлом учили совсем другую историю: ту, в которой Сталин был великим победителем гитлеризма.

– Какое наивное толкование событий! – сказал один из них, мистер Крендлл, когда во время five o’clock’a[106] опять заговорили о советском вожде, как о террористе.

– Сталина превратили в жупел[107], – подтвердил второй, мистер Мюррей, причём слово «жупел» он произнёс по-русски.

– Это ещё что такое? – спросил Историк Первый.

– Brimstone, – предположил профессор Биркетт.

– Bogey, – не согласился мистер Мюррей, знаток русского языка.[108]

– Ну, какое же из Сталина пугало! – возмутился кто-то. – Пугало, вещь безобидная. А Сталин и в самом деле организовал репрессии.

– Слабенькая у вас историческая школа, – усмехнулся мистер Крендлл. – Ведь вы же дали нам все материалы по той эпохе в вашей версии. Сталин после убийства Кирова вообще не давал указаний по террору, не вмешивался в следствие.

– Он мог дать указание тайно, – защищал свою науку Историк Первый.

– Не вижу оснований для такого предположения. В Ленинграде после того убийства ограничились арестом тринадцати человек, и лишь затем стали отправлять оппозиционеров на выселки. И всё. Понятно, что Сталин не отдавал приказа на террор.

Говорить хоть что-то хорошее о Сталине и России – это был дурной тон, а потому многие возмущённо зашикали. Историк Второй прогудел трубным голосом:

– Что за шум! Шипя друг на друга, мы истины не найдём. А в таком случае, зачем мы изучаем прошлое, отправляя туда своих людей?

– Мы делаем это для корректирования прошлого в пользу Британии, – объяснил профессор Биркетт. – В этом истина, и незачем её искать на стороне.