Грани сна

– Было дело, – сказал Лавр, и призадумался. Когда он там лавливал, в Оке было столько рыбы, что реку можно было пешком перейти, прямо по рыбьим спинам.

И отправился в путь.

Добравшись до Оки, он увидел, что нынче на тот берег так просто не попасть! Плоты понтонного моста, поскольку по реке шли струги, были разведены. Въезд на мост перекрывали три десятка телег и возков, и толпа пеших. По обочинам – костры, над знойной толпой – разнообразные запахи: жаркого, навоза, и неведомо, чего ещё. У самого въезда на разведённый пока мост гремела ругань: за Окой пограничная украина, проходящим надо иметь подорожную! – и стрельцы решали, кого пропускать, кого нет. Никакими деньгами нельзя было их подкупить. А ведь на этом берегу от прежней Каширы остались лишь немногие селяне – а сам город с тем же названием был там, по ту сторону! Там была власть, там был воевода, к которому Лавру и надо было попасть.

Оставив свои телеги на опушке, Лавр взгромоздился на мерина и отправился к мосту, бормоча: «Ох, лето красное! любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи». Великий Пушкин! Про всё сказал.

Он постарался подобраться к сторожевым стрельцам поближе. Совсем-то близко не смог, но тот из сторожей, который, очевидно, был десятским, тоже сидел на коне, и видел его. Лавр достал из сумы свои бумаги, выбрал подорожную – а она у него была не абы какая, а с висячей сургучной печатью, и поднял её над головой. Десятский вытащил из-за пояса шапку, натянул на голову и, расталкивая людей грудью коня, поехал к нему.

Переговорили. Лавр позвал своих возчиков с телегами, а стрелец гаркнул толпе:

– Посторонись! Пропустить господина!

…Кашира оставляла грустное впечатление. После прошлогоднего набега Девлет-Гирея здесь было сожжено всё, что могло гореть, а посколь окромя дерева ничего каменного в крепости не было, то, значит, всё и сгорело. За год сумели восстановить деревянные стены на земляном валу, а домов пока не хватало. Гарнизон погиб едва не весь. Приходили новые люди, и всюду видны были шалаши и землянки.

За прошедшие столетия степняки полностью вытеснили отсюда вятичей, а их стада «съели» здесь весь лес. По сравнению со временами, которые помнились Лавру, стало меньше дуба, клёна, да и много другого. Потери заполняла быстро растущая берёза, но в целом были большие проблемы со строительным материалом. Насыпали крепостной вал повыше, тратили лес на стены, а на дома-то не оставалось…

Стрелец, которого на мосту дали Лавру в сопровождение, вбежал в служебную избу, и вышел оттуда вместе с воеводой, пожелавшим приветствовать московского гостя. Воевода велел немедленно привезти губного старосту, а Лавра пригласил в избу.

Был накрыт стол, сели выпить и поговорить.

– Ты ведь знаешь, я ведаю государевы дела, а в земские и общинные не мешаюсь, – говорил воевода. – Вот, придёт губной староста. Он с тобой и поедет, удостоверит земским властям твои права. И всё. Дальше сам разбирайся.

– Ясно.

– Во-от… Я к раскладке податей, и к распределению непричастен. А? Понимаешь?

– В чём дело-то, говори прямо.

– Дело такое… Деревенька твоя была во владении Лопатина, а Лопатина у том годе за измену повесили. Я и вешал. Распоряжений не было, кому и чего. И мы, знаешь…

– Ну?

– Это, как сказать-то…

– А! Ты, что ли, по́дати с моей Жежельни себе брал?

– Цыц, цыц… Молчи! Как это, «себе»? На государевы дела брал! Все ведомости по сбору – в Земской приказ отосланы, а по расходам – в Разрядный! Сочтено до копеечки! Можешь проверить.

– Проверю! Но вы же меня голым оставили? Иван-то Васильевич, царь-государь, Жежельню отписал мне, ещё прошлым годом! Смотри бумагу! И доходы – мои.

– Бумага, бумага. Ты пойми. За прошлый год уже всё получено и потрачено. Вишь, какие у нас дела-то? Крымчак всё пожёг. Разрядный приказ[127] лютует: ставь крепость, и всё тут. А людей нет, и денег нет. Короче, за прошлый год всё взыскано и потрачено. За этот год по раскладам ещё не брали. В общем, ежели проявишь понимание… Бери за этот год, так и быть, а прошлый забудь.

– Чего, «бери, так и быть»? Против царя идёшь?

– Цыц! Цыц!

– Так. Давай сюда твоего старосту. Поеду на место, за этот год всё заберу сам. Скажи казначею, чтоб знал. А прошлый год на суд царя подам, потому что спор на два Приказа. Даже три, ибо я записан за Посольским. Как царь скажет, так и будет.

– Он-то скажет! А ты чего не ехал целый год? Гордый, что ли?

– Я присылал своих людей! А их прогнали! Советник тетёрский прогнал!

– Это не ко мне. Старост и советников мир выбрал, я в их дела вступаться не могу.

– Да, да. Друг на друга кивать, это вы все горазды.

– Брось! Будто у вас, у приказных, чище!.. Мы хотя бы дело живое делаем, крепость ставим, страну бороним! А вы, чернильные души…

– Чего?..

– Да ты закусывай, гость дорогой, закусывай! – спохватился воевода. – Бери, вот, балычка, грибов…