Тем временем в Кремле озаботились, так сказать, «подбором кадров». Старый аппарат отправляли под кнуты и в ссылку. Вычищали литвинов и поляков, и вообще всяких «немцев». Новых набирали после серьёзной проверки, чтобы они никак не были связаны с теми, кого меняли. Потеряли значение обязательные ранее условия «знатности» и «православия»: приказы Кремля наполняли грамотные посадские и церковные люди. Выходцам из Казани по их желанию разрешали оставаться в их магометанской вере.
Пришёл день, когда братья Щелкаловы в присутствии царя торжественно передали новую библиотеку в Приказ Большого Дворца. В окончание церемонии глашатай, к изумлению Лавра, объявил волю царя: де, наградить оного Лавра деревенькой Жежельнёю, что стоит при впадении реки Жежелки в Беспуту, с производством оного в приказные дворяне.
«Однако!», мелькнуло в голове новоявленного дворянина. Заветное местечко, куда тыщу лет назад Вятко-князь сослал бывшего боярина Надёжу, разжалованного в Негожи, и которое так Лавру полюбилось, теперь его!
Москва – Кашира, 1572–1583 годы
Почти все свои дни подьячие любого приказа тратили на счётную работу. Каждая копеечка, потраченная в интересах царя, должна быть отражена в письменной справке; стопки справок завершал итог; за недоимку могли казнить, а если вдруг некие денежки оказывались пропавшими неведомо куда, то приходилось ездить по всей стране и искать, тратя на проезд и прокорм иногда вдесятеро больше, чем составляла сумма недоимки.
Лавра, как сильного математика, братья Щелкаловы тоже вогнали в эту казначейскую нудотень, и он два года портил глаза над цифирью, бормоча иногда цитаты из книг далёкого будущего, вроде такой: «В организации учёта и контроля пятого-десятого – суть социалистического преобразования»…[126]
Но даже такая работа позволяла быть в курсе мировых событий. Все посольские крутились в одной избе: и дипломаты, и казначеи. Лавр, став приказным дворянином, участвовал в дипломатических спорах. Ведь в приказах всё обсуждали «заедино»; иерархия сказывалась только в проставлении подписей, да в праве докладывать царю!
В его присутствии Василий Щелкалов сокрущался, что он, де, Вася, советовал царю требовать общего с Крымом протектората над Астраханью, а царь готов отказаться от Астрахани, лишь бы не брать в союзники Девлет-Гирея. Лавр помалкивал. Ведь Вася не знал будущего! Когда возмущённый их проволочками хан опять пошёл войной, все напугались, а дворян Лавр оставался спокойным.
Армия, после разгона опричников набранная царём Иваном из «простого народа», во главе с военачальниками из земских, остановила крымчаков в пятидесяти верстах от столицы и устроила хану такой погром, что тот был вынужден бежать. Лавр с усмешкою слушал очередную похвальбу Щелкалова: мол, вот мы каковы. А хан прислал письмо царю: «Долго ли враждовать нам за Астрахань и Казань? Отдай их, и мы друзья навеки».
Кому нужен битый враг в качестве жадного друга?..
При нём, Лавре, обсуждали поведение сибирского салтана: тот разорвал отношения с Москвой, царский посол был убит, и едва не началась война с Сибирью.
Почти каждый день поступали бумаги о событиях на ливонском фронте, требовавшие немедленных действий. То переговоры с литовской радой, то обмен пленными, то обсуждение лживых листовок о царе, которые распускают по Европе поляки, то жалобы ревельских купцов, лишившихся из-за войны своих доходов от русского транзита…
Только следующим летом, в самую жаркую пору, отпустили Лавра со службы в дарованную ему деревеньку. Он-то сразу, как царь отписал ему землю, отправил на ту дачу две телеги под загрузку, но вернулись они пустые: возчики сказали, что в их переговоры с общиной вмешался земской советник из Тетёрок. Пусть, говорит, приезжает сам хозяин с бумагами от царя, а иначе никак. Или ежжайте, говорит, к воеводе в Каширу – а кто мы такие, воеводу тревожить? Сунулись в Лиду к земскому старосте, так и тот ничего не решил.
Теперь Лавр добился отпуска, да и то потому, что измучил дьяка просьбами.
– Раз я не могу получать со своей земли дохода, – говорил он, – то верстайте меня деньгами.
– Ты со своего извоза получаешь.
– Одно дело извоз, другое – служба! Доходы с извоза на сено и овёс уходят.
– Тебя дровами, медами и свечами бесплатно верстают!
– А рот мне чем набивать? Дровами?
И сказал ему Вася Щелкалов:
– Да езжай ты уже! Надоел. Нет у меня денег.
– Василий Яковлевич, – ответил ему Лавр, – мы порядки знаем, благодарить умеем.
– Ладно, ладно, – засмеялся Василий. – Ничего мне от тебя не надо. Привези настойки смородиновой, да пастилы белёвской. Белугу не забудь: на Оке белуга знатная.
– Да! Белуга у нас – всем белугам белуга, – с энтузиазмом поддержал его Лавр, слегка удивляясь: стол у посольских был и так богат рыбой, они получали её с царских рыболовен. – А наша белорыбица! А осётр! Ведь лучше волжского, право слово. А лещи полупудовые! М-ммм… Жирные, гладкие… Через двести лет такого леща и не сыщешь!
– А, вези и этих всех тоже. Ты, что ли, там лавливал?