Грани сна

– Мне даны указания, – сказал он после паузы. – И они не предусматривают вашего общения с кем-либо по открытой связи, если вы имеете в виду телефон или телеграф.

Теперь взял паузу Лавр.

– Вот как, – протянул он. – Значит, по телефону нельзя?

– Нельзя. Но можно письменно. Мне приказано в случае вашей явки записать ваши показания лично, никому не показывать, копий не снимать, запечатать в двойной конверт и отправить в Москву фельдъегерем с охраной. Или могу немедленно этапировать в Москву с охраной вас. Если пожелаете.

– Нет, не пожелаю. А дать показания вам… – и Лавр стал задумчиво гримасничать.

Генерал решил развеять его сомнения.

– Представьте, что перед вами сам Лаврентий Павлович.

Он улыбнулся, и стало ясно, что визитом таинственного агента он заинтригован.

– Да, это поможет, – согласился Лавр. – Давайте попробуем.

Адъютант получил приказ никого не впускать; окна и двери были плотно закрыты, и два заговорщика приступили к делу.

– «Интересующую нас технику», – начал диктовку Лавр, – «создаст в середине XXI века английский учёный доктор Гуц». – Он подумал и махнул рукой: – Нет, давайте так. Не «Интересующую нас», а «Опасную для СССР». Ничего, что с исправлениями?

– Ничего, – пробурчал, не поднимая глаз, генерал Самарин. – Потом перепишем.

– Перепишем? Правильно, – согласился Лавр. – Итак: «Дед оного Гуца»… Э-э-э… Нет, иначе: «Дед названного учёного»… Записали? Тире, «немец, по профессии музыкант, скрипач. Состоит в оркестре при ставке Гитлера. Тоже по фамилии Гуц». Записали?

– Да. – Брови генерала были недовольно нахмурены, губы плотно сжаты. Вся его заинтригованность улетучилась, оставив одно лишь раздражение.

– «В настоящее время он призван, или в ближайшие дни будет призван в германскую армию и направлен под город Кёнигсберг. Там в следующем году, по моим данным в первой декаде апреля, вся немецкая группировка капитулирует перед нашими войсками. Гуц попадёт к нам в плен».

– Вы забыли указать имя этого Гуца, – неприязненно сказал генерал.

– Откуда мне знать его имя? – воскликнул Лавр. – Не сбивайте меня с мысли.

– Действительно, откуда вам знать!

– Э, я вижу, вы удивлены, – Лавр успокоительно махнул рукой. – Это нормально, я понимаю. Но просить объяснений вам придётся у Лаврентия Павловича.

– Извините, – генерал засопел и вновь приготовился писать.

– Минуточку. Я не хочу, чтобы вы считали меня и товарища Берию идиотами… В общем, подождите апреля 1945 года, и потом делайте выводы. А девятое мая подбросит вам ещё пищи для размышлений. Запомните эту дату.

– Какую?

– Девятое мая.

– Запомню. Диктуйте дальше.

Лавр вздохнул и продолжил:

– «Нельзя допустить, чтобы дед Гуца, пленный музыкант, вернулся в Германию. Надо хорошо устроить его у нас, чтобы дети и внуки его родились бы здесь, и были полезны»… Э-э-э… Кому полезны? Как полезны? Э-э-э… Пишите: «полезны нашей Отчизне». Вот, собственно, и всё. Кстати, возраста его я тоже не знаю.

Генерал внимательно посмотрел на него:

– Разрешите дать совет. Хорошо бы добавить: «Имя и возраст не известны».

– Напишите, – вздохнул Лавр.

Доставая чистый лист бумаги, Самарин сказал:

– Сейчас я это перепишу. Черновик сожжём. Оригинал подпишете сами.

– Да, конечно.

– А я завизирую.

Пока генерал переписывал письмо, Лавр думал, что это хорошая мысль: поселить предка гениального учёного у нас. Да, у него будут другие внуки. Но если один из них окажется таким же гениальным, как и тот, который никогда не родится, и изобретёт что-то вроде этой их машины времени, то пусть изобретёт у нас. А не в Англии! Сколько беспокойства из-за этих англичан…

Через неделю примчался на велосипеде помощник профессора Скворцова.

– Вас просят немедленно приехать! – радостно закричал он. – Нашли большое захоронение! Профессор хочет спросить, как вы догадались!

– Я же там спал! – засмеялся Лавр. – Рядом с могильником! Вот и увидел во сне.

Вестовой посмотрел на него с весёлым подозрением и уехал.

В конце мая 1945 года, вернувшись с работы, Лавр застал у себя дома Лёню Ветрова.

– Дату капитуляции немцев под Кёнигсбергом ты сообщил верную, – сказал куратор. – В поощрение тебе объявлена благодарность.

– Спасибо. Гуца нашли?

– Среди пленных оказалось аж пять Гуцев. Музыкантов было двое, но второй, который играет на английском рожке и губной гармошке, не из Берлина. Ещё один из Берлина, но не музыкант. Представляешь, как нам было трудно?

– Не представляю. И что вы с ним сделали?

– То, что ты и советовал. Расселили по всей Сибири.

– Кого? Всех пятерых Гуцев?

– Нет, только этих трёх, на всякий случай.

– Тьфу, дьявол. Вот дураки-то. Куда дели скрипача?

– Скрипача устроили в Омске. Начальник филармонии был просто счастлив. Гуц, оказывается, знаменитость! И он сам был счастлив: любимая работа, почёт, хороший паёк, девчонка-переводчица. В своей неметчине он бы такого не получил!

И Ветров, довольный сам собой, засмеялся, глядя на Лавра.

– Значит, всё склеилось, – пробурчал тот, размышляя, чем же кончится дело.

– А что-нибудь новенькое расскажешь, предсказатель?