Николаев желал достойной оценки своих заслуг, не более того. И ничего не получал взамен! В секретариате даже отказывались записать его на приём, ясно, что по прямому указанию Кирова. Видимо, вождь решил, что его отношения с женой Николаева происходят помимо воли Николаева.
Да, его жена кое-что получала от Кирова взамен своих услуг. Большой оклад, доплаты в конвертах, трёхкомнатная кооперативная квартира, особый продуктовый паёк. Но не было в их треугольнике главного: признания заслуги самого Николаева. Пожертвовав женой ради партии, он оказался без работы, на иждивении жены, фактически вне партии! А Киров отказывался хоть как-то засвидетельствовать ему своё уважение.
Этого нельзя было простить, и подготовка к убийству началась.
Револьвер Николаеву подарил свояк, Роман Маркович Ку́лишер, муж Ольги Драуле, сестры Мильды. Умный, почти как сам Николаев, но не настолько преданный делу партии, этот Роман Маркович отдал ему свой револьвер в «знак уважения», как полагал Леонид, а о. Мелехций придерживался версии, что Ку́лишер просто не знал, как избавиться от незарегистрированного оружия. В отличие от беспартийного свояка, Леонид разрешение на владение им получить сумел. Отец Мелехций знал, что его задерживали с револьвером 15 октября и отпустили, поскольку все бумаги были в порядке.
– Как ты получил разрешение на револьвер? – спросил он.
– Так ведь я, отче, предоставил в НКВД характеристику партийного комитета! – почтительно ответил Николаев. – Меня хоть и уволили из Института истории партии, но я же числюсь в их партийной организации.
Ему было тридцать лет, но в армии он не служил: не взяли из-за физической непригодности. Соответственно, опыта обслуживания оружия у него не было, а револьвер требовал заботы. Под руководством о. Мелехция Николаев его вычистил и смазал. Была мысль устроить опытные стрельбы, но возможный риск остановил двух заговорщиков. Взамен «отче» провёл с будущим убийцей подробный инструктаж: как стрелять, с какого расстояния, куда целиться.
Николаев выяснил номер автомобиля, на котором ездил Киров, и того, который его сопровождал. Записал даже номер мотоцикла, иногда составлявшего эскорт. А ещё он завёл себе в обкоме приятеля, который сообщал, находится ли Киров в городе, или уехал. Зная всё это, они составили несколько вариантов плана покушения.
В течение ноября предприняли две попытки. Первый раз – на Московском вокзале, куда Киров вернулся из Москвы после заседания Политбюро ЦК партии. Убить мерзавца не удалось из-за того, что охрана оттеснила толпу, сбежавшуюся встречать любимого вождя. Сорвалась и вторая попытка: зная, что Киров будет выступать во дворце Урицкого перед партийным активом, Николаев заранее спрятался там, но, прождав три часа, слишком поздно выбрался из своего укрытия и не смог протиснуться в зал.
Очередную попытку наметили на 1 декабря. Николаев отправился прямиком в Смольный, а о. Мелехций занялся уборкой своего закутка. Он неплохо устроился. У него была лежаночка, столик. Кое-какую утварь он сделал себе из деталей игрушек, например, маленькую ванну. Была баночка, заменявшая унитаз. Была стопка для водки из напёрстка.
В ожидании подопечного – а он был уверен, что тот опять напортачит – он сделал гимнастику, помылся, плотно поел и позволил себе здоровый дневной сон.
Когда миновал уже не только запланированный час возвращения Николаева, но и час обычного прихода домой Мильды, тайвер предпринял некоторые меры для маскировки своего лежбища. Подготовил вещи, необходимые для срочного ухода.
В соседней комнате хныкали дети, бродила, вздыхая, старуха – мать Мильды.
Около полуночи начались звонки и стуки в дверь.
– Кто там? – спросила старуха.
– Открывайте, милиция! – крикнул грубый голос.
Пока гремели замки, он уже спрятался в шкафу с приоткрытой дверцей, в заранее подготовленном пустом углу. С виду он выглядел, как обычная кукла: свесивший голову и растопыривший руки пастушок в будёновке с низко натянутым на глаза козырьком. Он размышлял, зачем звонили: если Николаев схвачен, то у них должны быть ключи от квартиры. Это порождало нехорошие подозрения.
Судя по шагам, вошли двое.
– Где комната Леонида Николаева?
– Сюда, – ответил дрожащий старушечий голос.
Со стуком распахнулась дверь комнаты, по полу загремели шаги. Двое ходили, отодвигали мебель, распахивали дверцы тумбочек. Добрались и до его шкафа.
– Вот он! – сказал один из них и схватил о. Мелехция. На оперативнике был полушубок под ремнём, фетровые сапоги, серые бриджи-шаровары и шлем-каска из серого фетра, с чёрным подбородным ремешком и кокардой в виде пятиконечной звезды. – Ищи, где его логово. Надо всё забрать.
Если у первого в качестве знаков различия были нашиты вытянутые параллелограммы с узкими просветами, то у второго – синие эмалевые звёздочки. Пока он активно обшаривал углы, первый засунул «пастушка» в свой портфель с застёжками. Попавший с темноту тайвер переживал догадку, что дело провалено: судя по тому, как оно обернулось, Николаева схватили, и он выдал, кто его науськивал на убийство Кирова.