Оба подошли к окну и, беспокойно оглядывая встречные лица, начали, не то мешая, не то дополняя друг друга:
— Нам хочется все-таки знать, когда приступим к работе, будем мы что-то иметь от этого?..
Все трое, стоящие у окна, круто обернулись и внимательно посмотрели на близнецов.
— То есть как это… «что будем от этого иметь»? — жестко повторил Гриша. — Сначала надо дело с честью завершить, а потом уже… «иметь»!
— Сначала актер должен хорошо сыграть роль, а потом уж ему будут аплодировать, — привел свой довод Сева Огурешников.
Но «чибисы» уже, по-видимому, заранее решили получить полный ответ на свои сомнения.
— Нечего смеяться… У нас тоже руки не купленные, у нас хлеб в руках… мы не можем часы да дни на ветер бросать…
Наконец они высказали самое главное, что их беспокоило: будет ли работа в помощь автоматической сразу оплачиваться как сверхурочная или награду вручат всем только по окончании?
Темные глаза Гриши Линева зажглись яростью, но, еле сдерживаясь, он спросил сквозь зубы:
— А вы слыхали, как все новаторы работают? Изучают, ищут, находят, совершенствуют свое новаторское изобретение или метод… и не о том думают, что будут «иметь», а — выполнить бы все честь по чести… а уж потом заслуженную награду получают!..
— Вам что… уже попятиться охота? — холодно спросил Матвей Кувакин и переглянулся с Гришей и Севой, — Что ж, товарищи, покажем этим «попятным» гражданам от ворот поворот? А?
Но «чибисы», отчего-то вдруг оробев или спохватившись, забормотали, что их «не так поняли», что они просто хотели «более точно договориться», чтобы «иметь прежде всего хорошее настроение» в работе.
— Что у вас тут происходит? — раздался голос вошедшего Пети Мельникова.
— Недоразумение, не совсем поняли друг друга… бывает… Нам сразу не объяснили… — сбивчиво забормотали «чибисы».
Ответ «чибисов», к тому же сопровождаемый холодными взглядами Гриши, Матвея и Севы, показался Пете малоубедительным. Но, привыкнув, как секретарь комсомола, сначала рассмотреть со всех сторон каждый случай, а потом делать заключение, он не стал задерживать общее внимание на высказываниях, которые сам не слышал.
В начале двенадцатого все разошлись, задержался еще один Гриша. Он стал убеждать Петю «немедленно выгнать из семерки этих двух сквалыг», как он назвал близнецов-«чибисов». Но тот спокойно встретил этот неожиданный натиск.
— Вот уже и «сквалыги»! А ведь ты же сам посоветовал взять их в нашу семерку: ребята трезвые, хорошие токари… и к тому же спортсмены, боксеры среднего веса, выносливые, крепкие…
— А вот, оказывается, не те люди! — возмущенно ворчал Гриша.
— Ну… надо что-то и учесть в условиях жизни «чибисов». Ты же сам мне рассказывал, что выросли они без отца. На руках у них мать, больная женщина. Потом еще бабушка-богомолка… тяжелый, озлобленный характер. Этим парням, конечно, не так уж легко живется… Ничего, Гриша, мы из них сделаем настоящих людей!
— Что ж, попробуем… — неопределенно пробормотал Гриша, с тем и ушел.
— Трудную ты себе жизнь назначил, — осторожно сказала Марья Григорьевна.
— Ты о чем, мама?
— Да вот об этой вашей комсомольско-молодежной бригаде. По силам ли тебе это будет?
— Здоровье у меня, мама, сама знаешь, довольно крепкое.
— А все-таки здоровье не какое-нибудь богатырское. Нынешний год у тебя выдался и без того занятый до краев. Секретарем комсомола тебя избрали… «освобожденной» такой должности пока что на заводе нету. Значит, совместительство. Работа комсомольская, как я по опыту своей молодости отлично знаю, забирает уйму времени и душевных сил. Твоя работа в конструкторской почти сплошь на срочных заданиях…
— Скажи, мама, к чему ведут твои рассуждения?
— Дойду, сынок, дойду. Ты у меня один остался, так могу я тебя поберечь? Неужели обязательно ты должен взвалить на себя и это ответственное дело?
— Видишь ли, мама… ты забываешь об одной, чрезвычайно требовательной стороне дела. Я абсолютно убежден, что у нас на заводе найдется множество достойных людей… Но что же делать, если беспокойная мысль о бригаде мне первому пришла в голову и не дает покоя?.. Что же, мне умолчать о ней и словно в землю закопать? Но ведь это все равно, что отречься от собственной души! И это, прости меня, мама, было бы просто бесчестно также и перед тобой! Скажи, мог ли бы тогда я прямо смотреть тебе в глаза? Нет, мамочка, настоящее убеждение деятельно, стремительно, его остановить невозможно!