Вдруг Самоха увидел отблески огня на берегу. «Орел» шел довольно близко от берега, поэтому горящая башня неведомого замка была видна довольно хорошо, были видны даже люди, снующие вокруг нее, но что это, пожар или штурм, понять было трудно. Самоха плотнее закутался в плащ и задремал, а когда через какое-то время открыл глаза, то ему показалось, что за это время корабль не двинулся с места. Перед глазами опять была горящая башня, но патом Самоха сообразил, что это уже другой замок. Было ясно, что у халашей шла какая-то заваруха.
Теперь подумалось, что лучше уж скука, чем такое веселье. Перспектива гибели за дело хурренитов от рук халашей показалась Самохе забавной. Он перевернулся на другой бок и стал слушать, как внизу Нитим Железяка рассказывает вполголоса о знаменитом вольном царстве.
— Сах жил в стране Нуг, что на краю Синопской пустыни. И не было в деревне бедных козопасов никого бедней его. Всего хозяйства — одна жена, да такая, что лучше б ее совсем не было. Понятно, что держали его земляки за дурака и ни в грош не ставили, потому что с дураками у жителей Нуг и без него было все в порядке, самим хватало и соседям оставалось. А что до умных, то и они жили, на манер наших дураков менкитов, дурацким обычаем, сто народов, сто племен. Кольцо в нос — племя, серьга в ухо — народ. А если уж татуировка на заду, то, будьте любезны, империя, не меньше, в каждой деревне своя. И тогда война, справедливая и беспощадная, до победного конца, пока всех коз в соседней деревни не изведут или же сами по шее не получат. Одно слово — страна Нуг. Жили не тужили, бедные беднели, богатые богатели, козы доились, а носки из козьей шерсти там никому не нужны, потому что и без них тепло.
Но однажды Сах понял, что все это не по правде. Пошел он на гору и там, забравшись в дупло, два дня думал, как по правде будет, пока его жена не хватилась и не пошла искать. Но не нашла, конечно. Не для того люди в дупле прячутся, чтоб их находили. Так бы и сгинул в дупле Сах, кабы сам не вылез, все придумав, что, в таких случаях, обычно придумывают. Ничего неожиданного. Жить мирно, стариков уважать, награбленным делиться, должникам, когда выплатят они по процентам сумму долга, долг прощать и прочее, в том же духе. Не убили же его сразу только потому, что слушали вполуха. Он на то, что его слушают плохо, негодовал, однако, это и подавно никого не волновало.
И сказал тогда Сах своим односельчанам, что пойдет к паукам в Архон, а может быть в Отиль, и попросит, чтоб прилетели сюда пауки и заставили людей жить по правде. А деревня их будет столицей мира. И ушел.
По возвращению над ним много смеялись, спрашивая, когда пауки прилетят учить уму-разуму.
— Завтра, — отвечал Сах.
И решили его все-таки убить, потому что делу — время, потехе — час, но решили один день подождать, чтобы ясна стала сахова ложь. Но тут прилетели пауки-смертоносцы на своих белых шарах, хоть и кривобоких слегка, но местным было не до геометрии, потому что, хоть и дикие варвары они были, но о пауках были наслышаны и поняли, что кончилась их развеселая жизнь и все вышло по Саху.
Построили на горе дом для смертоносцев, небольшой, но паукам на первое время хватило. Восьмилапые передали через Саха благодарность и велели деревенским во всем ему подчиняться, потому что он исполняет их, паучью волю, а не то они тут камня на камне не оставят.
Стал Сах править деревней. И, не прошло и года, как тем же макаром прибрал под свою длань всю страну Нуг. Произошло это тихо-мирно, потому что с пауками никто связываться не хотел. А пауки Саха слушались, чуть стоило ему свистнуть, прилетали на своих белых шарах и смотрели, не выпить ли из кого кровушку. Но Сах никого им обижать не позволял, и смертоносцы возвращались в свой дом. И сделали люди Саху золотую корону. И стал он ее носить.
Стало в Нуге хорошо. Да только вдруг пришла саранча. Ждали что восьмилапые ее вспять повернут, да не дождались. Исчезли пауки. А куда, о том никому не ведомо. Саранча же беспрепятственно съела все, что только можно и пошла дальше, пока ее архонские пауки в Мсте не утопили. Много тогда людей погибло в стране Нуг, потому что промедлили с бегством, надеясь на пауков.
А Саха, уцелевшие, когда вернулись к разоренным очагам, нашли на Паучьей горе. Он висел на грушевом дереве, что росло у входа во дворец, обглоданный саранчой до костей. Только по золотой короне и узнали.
Вот и все.
— Так и было, — сказал Чойба Рыжий. — Видел я того Саха, и скелет его обглоданный. А на месте страны Нуг теперь пустыня. Все как всегда. Однако пауками он управлял. Сам не видел, но верные люди сказывали. Подойдет к горе, крикнет: — Завтра в полдень, чтоб были там-то! И на следующий день, ровно в полдень, появляются, там где назначено, в небе шары.
— Нам бы так, — сказал кто-то. — И никаких веретенников.
— Говорили, что Сах этот был волшебником, да кончилась у него волшебная сила. Вот потому, так и получилось. Только не похож он был на волшебника, — вздохнул Чойба. — А веретенники мне в последнее время не нравятся, ходят с просветленными ликам, значит жди гадости.