Граница

Конюх капитана проводил их почти до дома, освещая путь закопченным фонарем, и ночная мошкара длиной вереницей кружилась в ярком свете. Йохан дал слуге монетку на дорогу, и только, когда они вернулись к себе, вкратце пересказал Диджле о судьбе англичанина. Осман слушал его, поджав губы, и хоть ему не понравилась мысль, что придется идти в тюрьму с передачей, отказываться он не стал.

Глава 25

Потекли долгие дни, наполненные унынием и бездельем. Август сменился сентябрем, затем незаметно наступил октябрь, прошли праздники и ярмарки, но толком ничего не изменилось и не прояснилось, и Йохан злился на себя, что так глупо влип в эту историю. Уехать он не мог, слово, данное капитану держало его крепче привязи. Он сдержал обещание и дал денег на злосчастную школу. Учитель действительно оказался честным носатым малым и долго рассказывал о пользе просвещения, и о том, что в столице ходят жаркие дебаты, нужно ли строить школы за государственный счет. К своему удивлению, Йохан узнал, что капитан фон Рейне дал чуть ли не половину необходимой суммы и позаботился о том, чтобы выписать еще учебников, а заодно договорился в ландрате, чтобы для школы выделили земельный участок. Это ломало сложившуюся картину о взяточнике, но и представляло капитана в более опасном свете.

Уивер по-прежнему сидел в тюрьме. Его дело застопорилось из-за того, что он был иностранным подданным, и капитан вел бесплодную переписку с английским послом в Вене – тот просил выдать ему заключенного, чтобы судить его по британским законам, капитан же просил его приехать сюда, отчего посол неизменно отказывался. Скандал вокруг ареста Уивера все ширился, и в ноябре, если сильный снегопад не заметет дорог, ждали самого наместника этих земель, графа фон Ауэрсбаха, вместе с командующим полка, квартировавшим далеко на западе отсюда. Никто не знал, приедут они миловать или казнить, и на всякий случай местный свет готовился к роскошному приему гостей.

Баронесса Катоне появлялась на людях все реже и старательно игнорировала Йохана. Цепной Пес время от времени таинственно исчезал на несколько дней, но все попытки проследить за ним и узнать, куда он подевался, терпели крах. Из канцелярии капитана украли документы, изъятые из дома убитого Пройссена. Хоть в этом и обвинили местного пьянчужку, который заявил, что ничего не помнит, но, кажется, сдал бумагу заезжему старьевщику вместе с ворованными лохмотьями, Йохан был уверен, что без Герхарда Грау здесь не обошлось. Больше всего досталось секретарю капитана, который лишился места из-за собственной нерасторопности, и рядовым, что охраняли в ту ночь канцелярию, каждому из них всыпали по несколько палок.

Единственным, кто в эти унылые дни был счастлив и доволен жизнью, оказался Диджле. Он прилежно учился, вновь обрел чувство собственного достоинства и неожиданно для Йохана воспылал нежными чувствами к юной сиротке-служанке, которая делала грязную работу в доме фон Бокков. Девочка, правда, была беленькой, как сметана, симпатичной, как полевой василек, и пугливой, как лань. Кажется, она отвечала Диджле взаимностью, но осман не решался даже лишний раз посмотреть на нее и отчаянно отвергал все предположения о своей симпатии. Работал он теперь еще усердней, и Йохан прибавил ему жалованье.

София исправно присылала каждый день служанку, с вещами и едой для Уивера. Все ее рассказы при встрече сводились к страданиям баронессы Катоне, что та осунулась, побледнела и, кажется, от душевной боли начала слишком часто прикладываться к бутылке. Из ее слов Йохан только удостоверился в том, что Герхард Грау держал хозяйку в ежовых рукавицах, и ему невольно хотелось спасти баронессу или хотя бы узнать - одобряет ли она темные дела своего подопечного.

Случай представился неожиданно, на одном из обедов у господина фон Бокка. Среди гостей в тот день был приезжий француз, месье Годбе, с ручной обезьянкой, одетой по последней моде в расшитый золотой нитью узкий синий камзол, кружевную рубаху, старомодный кудрявый паричок и кюлоты на пуговках. Месье Годбе дворянином не был, однако был принят в обществе, благодаря своим знакомствам при берлинском и венском дворе, где он рисовал портреты знатных вельмож, чуть-чуть подражая легкости и игривости Пуссена. В эти края его занесло случайно – он ехал из Люблина, чудом избежав местных волнений, в Темешбург за выгодным заказом и сильно сбился с пути после Клаузенбурга. Месье Годбе намеревался отдохнуть несколько дней в хорошем обществе, прежде чем вновь отправиться в унылое и дождливое путешествие мимо осенних сел и мрачных приграничных городов, но его отдыху сильно мешали местные дамы, большинство из которых желало получить свой портрет. Из художников в городе был лишь местный самоучка-гравер, который чудно копировал существующие рисунки, но испытывал ужасное бессилие, когда ему приходилось рисовать самому. Это не мешало ему утверждать, что не сегодня-завтра он намеревается поехать в Рим учиться живописи и наслаждаться ужасом среди дам и господ.