«Он тоже этого не знает, – подумал Дейв. – Это правда? – мысленно задал он вопрос, но ответа и сейчас не последовало. – Пусть ты обладаешь огромной мощью, которой у нас нет, пусть умеешь делать всякие штучки, от которых мы падаем на колени… но вот и ты тоже ничего не знаешь наверняка, разве не так? Ты тоже бредешь на ощупь во тьме, как и любой представитель рода человеческого. Вот как сейчас с этой горой… ты ведь не знаешь, что там нас ждет, потому что если это для человечества проверка, то это проверка и для тебя. Неужели это и есть настоящая жизнь, а, Этан? Проверка, придуманная какой-то непонятной, чужеродной силой, которую мы называем Богом? Прекрасную шутку сыграл Он с расой людей, как думаешь? Сколько веков борьбы и страданий, через которые людям пришлось пройти, и вот в конце они узнают, поставил ли им Учитель проходной балл или нет; так, что ли?»
– А еще, – неожиданно подал голос Этан, – сколько веков новых открытий, сколько проявленного упорства и настойчивости в достижении целей, сколько гениальных прозрений. Ваша раса всегда умела преодолевать самые страшные препятствия. Вот почему вы все еще живы.
– Что? – послышался голос Джефферсона, который тоже проснулся и щурился на утренний свет. – О чем это вы там говорите?
– Мы с Дейвом просто беседуем, – ответил Этан.
– А-а-а… – сказал явно озадаченный проповедник, но больше вопросов не задавал.
Постепенно стали просыпаться и остальные. Этан обратил внимание, что нынче утром глаза Оливии сильно ввалились и вообще выглядит она вконец изможденной. Она все еще скорбела по Джону Дугласу, никак не могла примириться с тем, что он их покинул. А еще она горевала об утрате мальчишки, который назвался Этаном Гейнсом; наверное, испытывала к нему материнские чувства, старалась всячески о нем заботиться, так что утрата была вдвойне болезненна. И он не мог делать вид, будто мальчик не полностью и окончательно покинул свою земную оболочку, будто от него в нем что-то осталось. Что сказать, как утешить ее, чтобы она все поняла? Никак, так что до конца своих дней ей придется горевать одной.
Люди просыпались, по очереди выходили из автобуса по своей надобности. Оказавшись в теле мальчика, Этан, конечно, познакомился и с этой физиологической особенностью человека. Процесс показался ему довольно любопытным, но по опыту он знал, что все виды живых существ имеют нужду в удалении из организма отходов жизнедеятельности. Точнее, почти все: наполовину состоящие из живой плоти роботы, воины существ, которых люди называли сайферами, не имели такой нужды. Они поглощали и перерабатывали любые отбросы, если они содержали питательные вещества, которые можно использовать как топливо. Кроме того, ему было известно о еще трех цивилизациях, в основе которых лежали машины, но в целом такая нужда имелась у всех остальных. И когда пришло его время, он тоже стал испытывать эту нужду.
Потом по кругу пошла кружка с водой, в которой Этан в своей истинном виде не нуждался, но знал, что для нынешнего его организма вода жизненно необходима. Дейв открыл также пару консервных банок свинины с бобами, банку арахисового масла, достал сухих крекеров, и все позавтракали.
Солнце уже поднялось, показывая примерно восемь утра, но светило быстро заволокли желтоватые облака, и стало пасмурно. Этан попытался поговорить с Никки, хотел утешить ее, как мог, но она отвернулась от него, и он понял, что это бесполезно. Ей тоже придется в одиночку справляться со своим горем, и тут он ничем не мог помочь. Он сел на свое место, сознавая, что все эти люди в автобусе нуждаются в нем и рассчитывают на него, но все равно для них он неизвестно откуда взявшийся чужак, и всех их, как очень точно и правильно выразилась Никки, «он жутко пугает».
Наконец Дейв еще раз окинул взглядом убегающую перед ними вдаль пустую автостраду 191.
– Поехали, Ханна, – сказал он.
Она завела мотор и вырулила на дорогу, которая должна привести их к Белой Обители.
– Этан, – спросил Джефферсон, – вражеские разведчики все еще там?
– Сайферский почти как раз над нами. А горгонский корабль… – он помолчал, чтобы определить поточнее, высчитывая расстояние по его гармоническим обертонам, – в семидесяти двух милях к востоку, на высоте… я бы сказал… от сорока семи до сорока восьми тысяч футов. Он держит дистанцию, а кроме того, отслеживает наше местонахождение, сохраняя связь с вами, – добавил он, глядя на Джефферсона.
Тот кивнул, но больше ничего не сказал. Этан понимал, что проповедник обеспокоен этим не меньше остальных, но в базовом элементе мышления Джерико миротворец уловил и едва заметную перемену. Мысли этого человека больше не были сосредоточены исключительно на себе и своих проблемах, душа его теперь слегка приоткрылась и впустила в себя нечто новое для него – например, интерес и сочувствие к другим людям и к поставленной перед ними задаче. И все же… этот эгоист всю свою жизнь никого, кроме себя, не любил, эгоизм стал частью его личности, он пользовался им двояко: и как щитом, и как мечом.