Граница!

Совсем скоро улягутся все внутренние дрязги, вызванные внутренней смутой. Войска самозванца Емельки Пугачева уже разбиты, а сам он ждет приговора и топор палача. Пусть еще тлеют угли бунта в Поволжье и на Урале, но очень скоро и их тоже там погасят. Потом приструнят на Днепре запорожцев-сечевиков и введут их в регулярную армию, также как в свое время и донских казаков. Империя возьмет все южные земли перед Крымом в свою твердую руку, и там тоже будут порядок и стабильность. Всю огромную степь распашут, а в ней появятся новые города и многочисленные селения. Потом и с Крымом придет время решать. Не для того мы за него столько крови пролили, чтобы оттуда вновь исходила для нас угроза. Но всему свое время, Алексей, и у нас оно по заключению этого мира как раз таки и появилось. Это время сейчас работает на нас, так же как оно работает против турок. Им пока это еще и самим невдомек. Они не понимают, что, еще даже не начав с нами вторую будущую войну, они ее уже проиграли. Именно в ней-то мы и будем вышибать их за Дунай и за Кубань, но сначала все же будет Крым. И для всего этого мы будем вынуждены держать здесь, на юге, свои большие воинские силы.

Твоей роте, Алексей, планом Военной коллегии приказано усилить Бугскую пограничную линию. Там ранее стояло несколько полков, поддерживавших наши осадные войска. После объявления мира все они ушли за обговоренные условиями сто верст к Днепру. И пограничную службу сейчас несет лишь Бугский казачий полк. Места эти весьма неспокойные, и казачкам их плотно одним не прикрыть, а потому принято решение создать в этих местах небольшие форпосты из егерей, и первыми, кто там начнет обустраиваться, будете как раз таки вы, Егоров. Потом, по мере необходимости, туда прибудут и другие воинские формирования, но начинать все придется именно вам. Так что готовься, не позднее двадцатого января вы должны покинуть Бухарест и, пройдя в течение полутора месяцев тысячу верст, к седьмому марта уже быть в станице Николаевской. Именно здесь-то и будет место вашей дальнейшей постоянной дислокации. За три недели перед своим отъездом в отпуск ты объедешь всю Бугскую линию и наметишь план по ее укреплению, а потом изложишь свое виденье на бумаге и представишь, когда будешь находиться в Москве, мне. Да, я тоже, как и ты, буду в это время там же. Так что надолго мы с тобой не расстаемся.

Митенька, как всегда, был весь в делах. Приняв поздравления от Лешки за чин поручика, он посетовал, что в связи с передислокацией армии бумаг сейчас валится великое море, и конца-края им пока что не видно.

— А я ведь прошение об переводе в гвардию подал, — заявил он Алексею. — Ну а что сейчас ловить-то в полевой армии? Такая суматоха с этими переездами начинается! Нет, не хочу! — тряхнул он головой. — Ты, я так понял, в Москве этим летом будешь? Через меня лично из Военной коллегии твоя бумага проходила. Ну, вот и заходи ко мне там в гости. У нас там большой загородный дом имеется. Как только у генерал-губернатора представляться будешь, спроси там у его адъютанта про графов Толстых, он тебе объяснит, как нас и где можно будет найти. Да-а, этим летом в Москве будет не скучно, — мечтательно вздохнул он, подняв глаза вверх. — Там такое сейчас намечается!

— Да что намечается-то, Мить? Ну не томи уже, говори, коли знаешь, — подступился к нему Лешка.

— Торжества по случаю нашей виктории, вот чего! — важно вскинул нос поручик. — Сама императрица пожелала все с великим блеском устроить. В Санкт-Петербурге-то тоже празднества были, но, говорят, те, что намечаются в Москве, затмят даже сам Версаль. Ну и там, разумеется, особые поздравления для героев войны будут, так что ты уж так не печалься сейчас, что тебя здесь чином обошли.

— Митя, а я похож на опечаленного? — улыбнулся Егоров. — Да мне и премиальные неплохие пришли, теперь вот вполне можно и в батюшкином поместье свои дела, пока я буду в отпуске, поправлять.

— Ну вот и правильно, чего тебе печалиться-то, когда у тебя такая протекция могучая есть, — подмигнул ему загадочно Митенька. — Мне б такую, так я бы, небось, тоже уже не меньше чем в капитанских чинах был, — и он погладил на груди свой новенький офицерский горжет.

— Какая такая протекция? — Лешка непонимающе уставился на молодого офицера.

— Ой, а то ты и сам не знаешь? — хохотнул он иронично. — Такая, что по нынешним временам самая что ни на есть надежная! Которую даже и командующий армией-то перебить не в состоянии. Вот какая, Алексей.

— Поручик Толстой, хватит уже вокруг да около ходить. А ну говори прямо, кто там меня протежирует? — Алексей притворно нахмурил брови и навис над Митей.

Тот огляделся по сторонам и шепнул на ухо егерю:

— Григорий Александрович Потемкин, ныне великих высот, говорят, достиг, и к нему матушка императрица, — и он еще более понизил голос, — очень и очень даже благоволит.

— Да я-то тут каким боком? — удивился Лешка. — Я уже года два как его не видел. Ну, разговаривали с ним, конечно, разок-другой. Но кто я, а кто он.