Граница!

— Вот ты дурной все-таки, Егоров, — Митенька с какой-то жалостью посмотрел на капитана. — Я вот раньше думал, что ты придуриваешься. А потом гляжу, а ты и правда ведь, оказывается, такой. Ну да ладно, за это я тебя и ценю, другому бы и десятой части не говорил, как вот тебе. Лешенька, такие люди, как Потемкин, ничего и никогда не забывают. Ты этого еще даже и сам не понял, а он тебя приметил и, почитай что, в свои люди записал. Это вот ты ничего не осознал, а кому надо, те уже давно все для себя отметили. Что думаешь, просто так ты из своих передряг сухим вылезаешь? Угу, ну конечно. Да и с начальником тебе повезло. Барон — очень даже не простой человек. Так что благодари Бога, не то бегал бы в подпоручиках и гонял солдат на плацу!

— Нда-а, — Алексей, конечно, таким раскладом был весьма огорошен. Теперь-то ему становилось понятным многое и про особые задания, и об отношении к нему и к его роте многих сильных и наделенных властью людей. Да и, собственно, что в этом плохого? Он проливал кровь за Родину, служил ей с честью и доблестью. За спины своих солдат не прятался, шел с ними плечом к плечу, а потому может всем смотреть в глаза прямо. А то, что он наделен доверием высоких лиц и что перед ним открываются определенные возможности, так в этом ведь нет ничего плохого. Значит, меньше преград и досадных помех будет на его тернистом пути от всяких там доморощенных «дуралеев». Ну а с чужими, с теми, что из другого лагеря, мы уже через прорезь прицела будем общаться! Нам бы вот свои поменьше в колеса палки совали.

— Ага-а, по глазам вижу, что впечатлился! — хохотнул Митя. — Только имей в виду, Алексей, я тебе ничего такого сейчас не говорил. Сам дальше все думай. На то тебе и голова дана, а не только для того, чтобы на ней волчий хвост носить. Я тебе, кстати, это и раньше уже говорил, да ты как-то не слушал. А по поводу Москвы все же не забудь к нам заглянуть, у меня папенька любит шикарные большие балы и приемы закатывать. Очень, знаешь ли, там много разных полезных людей бывает. Не все же тебе в этих зеленых егерях прозябать. Подумай лучше о гвардии, Егоров, мой тебе добрый совет. Да и барышень там много всяких интересных съезжается. Ты-то у нас теперь завидный жених, как-никак при получении такого вот ордена аж в потомственное дворянство из служивого личного переходишь. Можно очень даже неплохую партию с какой-нибудь из дочек генерала устроить. А солдаты, за которых ты так трясешься, что? Они и в столичных полках тоже есть, все такие же мужики, как и эти, только вот в мундирах получше, а все так же дураки дураками.

— Солдаты есть сама плоть и кровь нашей армии, Митя, — Лешка с прищуром посмотрел на поручика. — Солдаты своим штыком, потом и кровью добыли победу, пусть и под командой у офицеров. И если бы я за них так, как ты говоришь, не трясся, так и не стоял бы тут, а лежал где-нибудь под Бендерами, Журжей, Шумлой или Варной. Каждому свое, граф Толстой, кому-то в егерском доломане по горным перевалам карабкаться, а кому-то в гвардейских мундирах на балах и парадах блистать.

— Ладно, извини, не обижайся ты на меня, — вздохнул Митя. — Я же хочу как лучше для тебя, жалко мне, хороший ты офицер и товарищ надежный.

— Да брось ты извиняться, — усмехнулся Алексей. — Какие могут быть у меня обиды. Ты ведь и сам гораздо лучше, чем, вон, хочешь казаться. За меня не поленился похлопотать, когда узнал, что на перевал майора Сулина с карательным приказом Каменского послали. Всех, кого нужно, на ноги поднял, а так бы неизвестно, как дальше там все сложилось. Так что должок у меня перед тобой.

— Ну ты и наговоришь, Алексей, должок! — взмахнул тот рукой. — Мы же с тобой сослуживцы, боевые офицеры. Другу дружке нам нужно помогать. Вот приедешь ко мне в имение или хоть в московский, а хоть и санкт-петербургский дом, вот там мы с тобой погуляем и повеселимся. Покажем этим шаркунам, пороха не нюхавшим, что значит настоящие, боевые офицеры!

— Пока-ажем, — улыбнулся Егоров. — Еще как покажем, Митька.