Граница безмолвия

– Чертов каптер, – зло проворчал Загревский. – Появится – душу из него вытряхну. Он ведь нередко там, у себя в каптерке, и ночевал. Совсем распустились.

– Даже если через сутки-вторые этот ваш ефрейтор появится на заставе, он все равно будет числиться дезертиром. Поскольку должен быть не на заставе, а на судне, а значит, направляться на фронт.

– Но если он находился на охоте, то считать его дезертиром мы не можем, – решительно возразил Ордаш. – Бригада добытчиков уходила по заданию командования заставы. В тундре охотники действовали самостоятельно. О возможном прибытии судна ефрейтор знать не мог, поскольку оно прибыло с опозданием на месяц.

– Вы мне тут в адвокаты не играйтесь, лейтенант, а ищите бойца. Все вместе ищите. Если не хотите повесить на заставу факт дезертирства.

– Но если он все же появится? – подался Ордаш по трапу вслед за полковником, прекрасно понимая, что от этого разговора в судьбе Тунгусы может зависеть очень многое. – Что с ним делать? Как вести себя?

– Пешком отправляйте его в Архангельск, – съязвил полковник.

– Но до него тысячи километров.

– Тогда устройте ему трибунал. Сами приговорите и сами же расстреляйте. Откуда я знаю, что с ним делать? Действуйте, исходя из ситуации.

– Есть, действовать, исходя из ситуации!

– Только в случае возвращения ефрейтора на заставу по поводу дезертирства с ним лучше не говорить. Иначе действительно получите в форте, у себя под боком, потенциального дезертира, а главное, врага, способного в любую минуту… Словом, вы меня поняли.

Пока полковник поднимался по трапу, офицеры-пограничники смотрели ему вслед.

– Единственное, что я вам посоветую со всей определенностью, – произнес полковник, уже стоя на палубе, – в случае его появления все подробности ухода с территории заставы, а также время и обстоятельства его появления занесите в журнал заставы, который вы обязаны будете вести как её начальник. При этом помните, что запись в журнале может оказаться документом, способным решить дальнейшую судьбу этого бойца.

Прежде чем подняться вслед за капитаном на плато, Ордаш вместе с Ласевичем осмотрели крытый причал. Бот «Беринг», шлюпка-плоскодонка и плот оказались на месте. Значит, пришли они к выводу, ни вверх по Тангарке, ни на остров ефрейтор уйти не мог. О чем и доложили Загревскому, как только догнали его.

– Что ж вы, Ласевич, так поторопились с этим своим докладом? – с досадой упрекнул начальник заставы новоиспеченного лейтенанта.

– Так ведь исчезновение ефрейтора все равно обнаружилось бы, – спокойно ответил тот, никакого угрызения совести не чувствуя. – Но если бы это произошло уже после посадки на борт, все выглядело бы еще страшнее, поскольку мы вообще не знали бы, когда и куда он девался.

– Для начала мы должны обойти и осмотреть всю заставу, – проговорил Ордаш, давая понять, что готовится входить в роль её начальника, – убедиться, что ничего из того, что надлежало погрузить на судно, не осталось. Опросить всех бойцов. В последний раз построить личный состав, провести прощальную перекличку, а перед посадкой пройти по плацу торжественным прощальным маршем.

– Что ты мне наставления даешь, грамотей? – вяло как-то огрызнулся Загревский, хотя предложение выслушал очень внимательно: было похоже, что на такое, ритуальное прощание с заставой он явно не настраивался. – Тебя это уже мало касается. Ты тут отсидишься себе на заставе…

– Что значит – «отсидишься», товарищ капитан?! – резко отреагировал Ордаш. – Какие ко мне могут быть претензии? Хотите остаться на заставе? Тогда в чем дело? Обратитесь к полковнику Удальцову, и я немедленно готов уступить вам это «теплое местечко» в обмен за место во фронтовом окопе. В отличие от вас, меня окопы не пугают.

– Знал бы, что это в его власти, обратился бы, – самым неожиданным образом огрызнулся Загревский.

– В таком случае полковник действительно прав: с присвоением вам звания капитана в штабе явно поторопились. Завтра я лично подтвержу правоту полковника в разговоре с ним.

– А я как политрук вынужден буду поддержать, – окончательно добил Загревского лейтенант Ласевич.

– Да пошли вы оба!.. – вновь огрызнулся Загревский, нервно взмахивая руками, и, оторвавшись от них, поспешил к воротам заставы.

С минуту лейтенанты шли молча, понимая, что негоже ссориться вот так, буквально за несколько часов до прощания с заставой.

– Ты что, в самом деле скажешь об этом полковнику? – поинтересовался Ласевич. – Понимаю, что тебя как сына генерала…

– Ты-то откуда знаешь, что я сын генерала? – впервые за все время службы обратился он к политруку на «ты», поскольку теперь они были в одном звании, а Ласевич на «вы» к нему никогда и не обращался.

– Штурман «Вайгача» проговорился. Чудно, говорит, что генерал решил своего сына здесь на погибель одного оставить. Он ведь мог спокойно перехватить его в Архангельске или Мурманске и где-нибудь возле себя, в штабе, пристроить. Генерал-то, говорят, очень влиятельный. Недавно орден Ленина получил и даже вроде бы тянул на Героя.