Граница миров

– Но он вроде на вас не сердился. Совсем наоборот.

Это еще было мягко сказано. Лазарус расцеловал Офелию в обе щеки после того, как ее отголосок проявился через Уолтера. Он отказался принимать всерьез ее заявление, что не стоит рассчитывать на нее для осуществления его несбыточных фантазий. Но в конечном счете, раз уж он взялся привести их с Торном к Рогу изобилия…

Глаза Амбруаза опустились на глядящие в разные стороны носки его туфель.

– Отец не многим со мной делится, но я знаю, что он ждет многого от вас. Слишком многого, конечно. Я не осмеливаюсь представить, какое бремя вы сами на себя взвалили, чтобы найти Другого после первого обрушения. Подумать только, – добавил он не без смущения, – а я в какой-то момент подумал, что это вы.

Офелия не удержалась и мельком глянула на полоску кожи на его затылке между блестящей чернотой волос и старым трехцветным шарфом. Где-то у него на спине, о чём Амбруаз не подозревал, находился код, поддерживающий его материальное воплощение. Ей бы следовало почувствовать неловкость. Но она ощущала только печаль, и не из-за того, чем он являлся в действительности, а потому, что он был безусловно счастливее, не зная этого. По сути дела, Амбруаз не так уж отличался от Фарука, который, несмотря на все политические осложнения, вызванные его желанием расшифровать Книгу, оставался просто-напросто существом в поиске ответов – ответов, о которых впоследствии горько сожалел бы. Они были двумя отголосками, обязанными своим появлением лишь нескольким написанным строчкам – у одного на спине, у другого в Книге.

А отголосок Евлалии тоже нуждался в коде для материализации? Или в этом и было основополагающее различие между отголоском, спонтанно зародившимся в момент кристаллизации, и теми, кто был воплощен искусственно?

– Я уже нашла Другого, – заявила Офелия, к большому удивлению Амбруаза. – Я нашла его, а сама этого даже не поняла.

По крайней мере, если верить Тени. Другой – это кто-то похожий на нее, Офелию.

«А если Другой и впрямь я?»

Насмешливая улыбка, вызванная этим предположением, быстро испарилась. Пройди сквозь. В ту ночь, когда она впервые встретила отголосок Евлалии Дийё в зеркале своей спальни, она вошла в него, а он – в нее.

Действительно ли он из нее вышел?

Офелия не двигалась, стоя по колено в одуванчиках. Сердце пульсировало в горле. Руки под перчатками заледенели. Сначала ей стало очень жарко, потом очень холодно, словно ее организм внезапно осознал вторжение в него чужеродного тела.

– Мiss, с вами всё в порядке? – забеспокоился Амбруаз.

Офелия едва его расслышала сквозь хаос собственного дыхания. Нет, она не могла быть Другим, потому что неизбежно поняла бы это, потому что обрушения всегда происходили без ее ведома, сами по себе. Она скомкала эту мысль в шар, как сделала бы с листком бумаги, и отбросила ее как можно дальше. К ней уже привязался один отголосок, не хватало только второго.

– Мне станет лучше, когда всё закончится, – ответила она.

Она почувствовала облегчение, услышав, как летит лазарустат. Его толстый стрекозиный силуэт вскоре нарисовался на яркой послеполуденной лазури. Ветер от его вращающихся лопастей раздул пушистые венчики цветов во все стороны, пока он приземлялся на поле. Уолтер опустил механические сходни.

– Welcome на борт! – воскликнул Лазарус с места пилота.

Внутренность лазарустата была такой темной, поскрипывающей и тесной, каким должен быть корпус подводной лодки. Ослепленная переменой света, Офелия обнаружила Торна, только наткнувшись на его руку, которую тот протянул, чтобы помочь ей пристегнуться в кресле. Сам он устроился на откидном сиденье, одной рукой держась за скобу безопасности на потолке и подогнув по максимуму ноги, чтобы их не отдавило кресло Амбруаза. Путешествие обещало быть долгим.

– Подождите!

Это была Элизабет, взбежавшая по сходням, которые уже поднимал Уолтер, и занявшая оставшуюся крохотную долю пространства. Под тяжелым пологом век в ее глазах блестела возродившаяся гордость.

– Я гражданка Вавилона. Мое место там.

Они взлетели. Офелия уже перемещалась сквозь зеркала, в дирижабле, в поезде, с помощью песочных часов, в лифте, в трамаэро и в кресле-каталке, но из всех опробованных ею средств передвижения лазарустат был самым неудобным. Вибрация винтов передавалась через ремни безопасности, сотрясая все кости и не давая вести никакой разговор.

Однако летел лазарустат быстро, и Вавилон показался уже через несколько часов.

– By Jove![79] – ругнулся Лазарус.

Офелия, Торн, Амбруаз и Элизабет отстегнули ремни безопасности и сгрудились у ветрового стекла, за которым трудились стеклоочистители, пытаясь побороть влажность. Море облаков словно сошло с ума, то воздвигая стены из пара, то открывая колодцы, ведущие в никуда. Всего за две ночи и два дня Вавилон стал неузнаваем. В самой середине главного ковчега зияли дыры.

– Обрушения набирают ход, – заметил Торн.

Элизабет сжала бледные губы.

– Леди Септима пообещала гражданам, что в центре города они будут в безопасности. Она… она ошиблась.