Граница миров

Офелия заморгала. Ее всю перелопатили, оглушили и перетрясли, и вдобавок она была совершенно сбита с толку. К ней вернулись естественные краски. Она узнала помещение: общественные туалеты Мемориала. Ее вытащили из промежутка между мирами через зеркало, привинченное над умывальником, о который она по ходу здорово приложилась. Но чего она не могла объяснить, так это присутствия своей семьи в полном составе именно в этой точке мира. Голый младенец надрывался на том, что казалось импровизированным пеленальным столиком.

Офелии пришлось собрать все остатки присутствия духа, чтобы ухватиться за руку, которую протягивал ей крестный. По крайней мере чтобы попытаться; ее перчатки, странным образом мокрые, не могли ничего удержать. От них исходил серебристый дымок. Улыбка крестного исчезла под усами. В туалете Мемориала радостные восклицания перешли в крики ужаса.

У Офелии больше не было пальцев.

– Ну да, – хрипло пробормотала она. – Вот она, компенсация.

Из-за кулис

Дело сделано. Он сыграл свою роль в истории. Ну, его роль, конечно, была не главной, но по крайней мере позволила Офелии понять то, что ей следовало понять. Она вышла из-за кулис, а что ждет ее на сцене – на этот раз не знал даже он.

Конец времен – времени – приближается. Остался только один отголосок будущего. Офелия, старуха и монстр наконец-то встретятся. Остальное – девственно чистый лист, Recto-Verso[84], готовый разорваться. Одновременно возможно всё, как и прямо обратное.

Войти в ту клетку оказалось действительно одним из самых захватывающих опытов.

Самозванец

– Быстро, посадите ее сюда! Нет, не туда: сюда, в читальню, на балкон, тут кресла удобнее. Дочка, ты бледная как простыня… Шарль, принесите стакан воды, и желательно питьевой! Ну-ну, дочка, снимем-ка перчатки, не так всё ужасно, как кажется… Ах, разрази меня гром! Твои руки, дочка, бедные твои руки! Агата, хватит скулить, от этого пальцы обратно не вырастут. Может… может, они просто… упали? Домитилла, Беатриса и Леонора, ступайте в туалет и поищите там пальцы сестры! Ох, дочка, ну почему такое всегда случается только с тобой? И что ты сделала со своими волосами? Я так хотела приехать пораньше и защитить тебя от всех напастей, начиная с тебя самой. Почему, ну почему ты сбежала от нас, дочка? И ни одной телеграммы; я чуть не умерла от беспокойства!

Офелия смотрела, как шевелятся губы матери. Она попала из мира без речи в водоворот слов. Мать попеременно то задавала вопросы, то жалела ее, то бранила, то обнимала. Отец, более сдержанный и менее суетливый, помог ей выпить стакан воды, принесенный Шарлем, который сама она не смогла бы удержать. Агата рыдала, заглушая крики младенца, своего новорожденного малыша, которому Шарль как раз менял пеленки, когда из зеркала показалась нога Офелии. А вот Гектор, который теперь ее перерос, самым серьезным образом разглядывал сестру из-под челки светло-рыжих волос, остриженных «под горшок».

– Почему ты потеряла пальцы?

– У меня не было выбора.

– Почему ты была в зеркале?

– Долго объяснять.

– Почему ты снова уехала из дома?

– Так было нужно.

– Почему никогда не писала?

– Я не могла.

Перед каждым ответом Офелии приходилось несколько раз сглатывать слюну. Сейчас она вспомнила, как говорить, но получалось всё-таки не совсем естественно. Гектор сморщил нос, и все его веснушки разбежались по лицу, подчеркивая гримасу. В каждом его «почему» сквозила горечь, но в конце концов он отступил от собственного правила и куда тише спросил:

– Тебе больно?

Офелия непроизвольно приложила то, что осталось от кистей рук, к щекам младшего брата. Вгляделась в зияющую пустоту на месте пальцев. Кожа там была гладкая – ни раны, ни шрамов, как будто она такой родилась. Нет, ей не было больно, но разве от этого легче? Если бы она прочувствовала, как ломаются ее кости, как отрывается плоть, может, она быстрее осознала бы, что с ней произошло. Эти десять маленьких отростков, превративших ее в лучшую чтицу своего поколения, едва воплотившись в привычное тело, были отобраны Изнанкой. И всё же она заметила, что ее родинка вновь на законном месте в изгибе левого локтя. Ее инверсия полностью развернулась в обратную сторону во время перехода через межпространство.

Домитилла, Беатриса и Леонора, вернувшиеся из туалета ни с чем, бросились к ней. Они были слишком большими для ее укоротившихся рук, но она крепко их обняла.

Тетушка Розелина присела напротив. Глазки такие же маленькие, как пучок на затылке, слишком длинные зубы, торчащие изо рта… она рассматривала Офелию со смесью неодобрения и сочувствия. Ее кожа была еще желтее обычного.

– Лучше бы ты просто портила перчатки, как раньше.

Вот и всё, но этих простых слов Офелии хватило, чтобы к ней вернулись чувства. Ее внезапно затопили радость и грусть, а у нее больше не было пальцев, чтобы смахнуть с ресниц проступившие слезы. Шарф сделал это за нее, чуть не сбив очки.

Офелию обуревало множество вопросов, но она ограничилась одним, самым важным на данный момент:

– Где сейчас Духи Семей?