Граница миров

– Здешняя жрачка рвотная, но вы привыкнете. Тут хотя бы с голоду не подохнешь, как в городе. Там, если не знать нужные места, – кранты! Вы уже бывали в настоящих ресторанах, офицер Дьё?

И сержант бросает на Евлалию взгляд, вроде бы игривый, да не совсем. Она тотчас замечает дрожащую родинку в уголке его глаза. Евлалия гораздо моложе и меньше ростом, чем он, но она ясно чувствует, что он робеет перед ней. Она часто производит такое впечатление на людей, как и прежде – на своих преподавателей.

И Евлалия снисходительно улыбается ему.

– Вишь от жажды… то есть лишь однажды. И потом, моя фамилия, с вашего позволения, не Дьё, а Дийё.

Сержант замолкает, под его военными сапогами звонко хрустит гравий. Евлалия понимает: он обижен. Она ответила ему как ребенку, а не как взрослому человеку – более того, солдату.

Сжимая ручку своего чемоданчика, она оглядывает строительный участок, по которому они проходят. Экскаваторы вздымают тучи мелкого песка, и он шуршит, налетая на ее очки. Эти мощные военные машины уничтожают то, что некогда было запретным городом последнего императора Вавилона; вскоре здесь построят Наблюдательный центр девиаций, единственный в своем роде.

Евлалия задерживает взгляд на трупах поверженных тысячелетних деревьев. Еще одна история, навсегда вырванная из мировой. Их вид ее не трогает: она не чувствует никакой ностальгии по прошлому. Главное – будущее, которое воздвигнется на здешних руинах. И она уже сейчас может ясно представить себе этот новый мир. Он шевелится у нее под ногами, как младенец, готовый родиться. Именно по этой причине она и вызвалась добровольно участвовать в Проекте и посвятила подготовке к нему всё свое отрочество.

Именно для этого она и существует.

Они подходят к полуразрушенной лестнице, ведущей куда-то вниз. С каждой ступенькой звуки стройки там, наверху, становятся всё тише и наконец совсем исчезают. Спуск длится бесконечно. Сержант непрерывно оглядывается на Евлалию. Его родинка вздрагивает всё сильней и сильней.

– Единственная выжившая из всей семьи, верно? Сочувствую.

– Все кого-то теряют во время войны.

– Таких, кто потерял всех своих близких, уже редко где встретишь. Они поэтому вас и выбрали?

Его губы кривятся на слове «поэтому». Евлалия вызывает у него одновременно интерес и раздражение. Она уже давно привыкла к таким реакциям. И спрашивает себя: а что именно он знает о Проекте? Наверно, не больше чем она, а может, и меньше.

– Отчасти, сержант.

Евлалии не хочется объяснять ему настоящую причину, самую главную: ее никто не выбирал. Она сама проявила инициативу, единственная среди сотен военных сирот. Она всегда знала, что призвана спасти мир.

В этом древнем городе армия обнаружила нечто, способное помочь ей осуществить свой замысел. Способное положить конец войне, всем войнам на свете. Несмотря на военную тайну, по городу поползли слухи, и Евлалия знает, что они небеспочвенны. Она всегда думала: если человечество до такой степени воинственно, агрессивно, то причина кроется не в ненависти к соседям, а скорее в боязни собственной уязвимости. Если бы каждый человек в мире был способен творить чудеса, он перестал бы бояться других людей.

Чудеса… Они-то им всем и нужны!

– Что у вас там? Надеюсь, ничего запрещенного?

И сержант указывает на чемоданчик, который она несет. Родинка в уголке его глаза трепещет, как пойманная птичка. Офелия представляет себе – а она непрерывно что-нибудь представляет, – каким он был в детстве (да и сейчас остается ребенком), и внезапно чувствует к нему материнскую нежность. Не будь сержант таким высоченным, она потрепала бы его по щеке, как еще вчера делала это в своем приюте, встречая новоприбывших сирот.

– Там моя машущая пушинка… то есть пишущая машинка. Мне позволили взять ее с собой.

– Это зачем? Сводки, что ли, печатать?

– Нет, романы. Романы без войн.

– Ага, вот оно что. Ну, сидя в подземном блиндаже, поневоле начнешь думать о мире.

Остановившись на нижней ступеньке, Евлалия оглядывает подвальное помещение, где ей предстоит – и она это знает – провести очень много времени. Честно говоря, она разочарована. До этого ей пришлось пройти сверхинтенсивный курс освоения самых современных шифровальных машин.

А здесь стоял всего лишь обычный телефонный аппарат.

И вдруг начался обратный отсчет. Чувство головокружительного падения вверх. Телефон, видный уже с потолка, затем взлет по лестнице, затем парение над стройкой, над имперским городом, над континентом, над всей планетой. Над целой, круглой планетой, без всяких ковчегов и пустоты между ними.