– Я тоже… – сказал он, предварительно откашлявшись. – Тоже ценю, что мы ведем нетрадиционную жизнь. Даже более чем…
Офелия начала пробираться между урнами с улыбкой, совершенно неуместной в этой погребальной обстановке. На чердаке и урны, и фотографии выглядели куда древнее, чем внизу, в колумбарии. Может, их убрали оттуда за нехваткой места? Вот и паркет тут был запущен, не натерт – Офелия то и дело кривилась от боли, когда ей в ступню вонзалась очередная заноза.
Здесь, в окружении праха, который, возможно, и не был человеческим, она снова начала размышлять о Другом. Чем больше она узнавала о тайнах Центра и Евлалии Дийё, тем трудней было представить его облик. Воображение не рисовало никакого конкретного лица. Он был только голосом – голосом, который попросил девочку освободить его из зеркала. Он был тем неизвестным, который искалечил ее тело. Он был той чудовищной пастью, которая целыми кусками заглатывала ковчеги. Он был тем молчанием в телефонной трубке, которое не ответило на ее призыв.
Каким же образом это незримое существо так мощно воздействовало на мир? И сохранил ли Другой с момента выхода из зеркала свою неуловимую субстанцию, свой эраргентум, или обрел более вещественную оболочку? И если Рог изобилия может превращать отголоски в материальные предметы, то способен ли он на обратный процесс, как это предположил Торн? В последнем случае им, наверно, удалось бы преобразовать Другого в его отголосок и вернуть Евлалии человеческую сущность. Вот только успеют ли они это сделать? И еще: повезло ли Арчибальду, Гаэль и Ренару разыскать недоступную Аркантерру? И если да, то уговорили ли они Януса и аркантерровцев объединиться с Торном и Офелией? Ведь тот, кто повелевает пространством, способен найти любое создание и скрыться в любом месте; иными словами, получить решающее преимущество над противником. Но что, если этим свойством завладеет Евлалия Дийё? Тогда им придется вести борьбу не только с апокалипсическим отголоском, но и с всемогущей мегаломанкой…[60]
Офелия, обуреваемая вопросами, замерла перед одной из урн, покрытых древней пылью. Ее потрясла увиденная на ней фотография. Протерев выцветший снимок рукой в перчатке, она узнала юношу с оленьими глазами.
Амбруаз!
Здесь, на фотографии, его руки и ноги не были перепутаны местами и сам он твердо стоял на земле, но, несмотря на это различие, Офелия была абсолютно уверена, что перед ней именно Амбруаз. Да и его имя ясно виднелось на табличке урны… только, судя по дате смерти, он скончался сорок лет назад.
У Офелии перехватило дыхание. Это был он – инверс, чье изображение кто-то вырезал из старинной фотографии, найденной ею в директорских апартаментах. Можно было даже разглядеть чужую руку на его плече – руку другого юноши, который позировал вместе с ним и прочими инверсами рядом с каруселью в парке аттракционов. Теперь Офелия понимала, отчего второй юноша показался ей таким знакомым. Это был Лазарус сорока годами раньше.
Отец и сын, в одном и том же месте, в одном и том же возрасте…
Офелия стояла, пытаясь разобраться в своих путаных соображениях, как вдруг уловила краем глаза какое-то движение. Она круто повернулась и зорко осмотрела каждый угол помещения. Нет, это не был оптический обман. Кто-то действительно стоял в нескольких шагах от нее, там, куда не падал свет лампочки. Офелия смутно различала лишь контуры этой фигуры.
Силуэт медленно задвигался. Он не сходил с места, только безмолвно делал широкие пассы руками на манер мимов. Сначала указал на потолок правой рукой и на пол – левой, затем правой – на пол и левой – на потолок. Небо и земля, земля и небо, небо и земля…
Это был тот самый незнакомец из тумана.
Невозможно поверить, но он нашел Офелию.
– Кто ты? – спросила она.
И, твердо решив наконец разглядеть его лицо, шагнула в полумрак чердака. Незнакомец ловким пируэтом уклонился от нее, отвесил шутовской поклон и одним прыжком скрылся в люке. И всё это в мгновение ока!
Офелия торопливо спустилась с чердака. Коридор был пуст – одни урны. Она встретилась с недоуменным взглядом Торна, который подбежал к лесенке так быстро, как только мог, встревоженный шумом.
– Здесь кто-то есть, – шепнула она ему.
– Я никого не видел.
Но, если неизвестный не спустился из люка, он наверняка находился где-то поблизости. Может, сбежал через крышу?
Офелия распахнула внутренний ставень и неловко попыталась открыть окно, ища взглядом тень человека среди множества других теней, знаменующих конец ночи.
Но тут она увидела в стекле собственное отражение и в ужасе замерла. Отражение умирающей. Она была залита кровью. Даже шарф у нее на шее – тот самый шарф, который никак не мог здесь находиться, и она твердо знала это, – был забрызган кровью. И не было там ни окна, ни башни, ни урн – только пустота. Небытие, которое поглотило всё на свете, кроме нее самой, Евлалии Дийё и Другого.
На ее плечо легла рука Торна, и это вернуло Офелию к действительности.