Граница у трапа

Мы с Никитиным переглянулись. Знакомая песня.

— Мы все спортсмены, — улыбнулся Никитин, — пьем только соки.

— Ну, что ж, — еще шире улыбнулся чиф. — Мне это по душе. Хоть немного и обидно. В рейсе не с кем пообщаться... Вы видели, какой у нас мастер? Законченный алкоголик. Кроме него, на судне полным-полно пьяниц, подозрительных типов, бездельников, которых я с удовольствием высадил бы в первом же порту. По вине одного судно во время шторма получило несколько крепких ударов в борт, от чего образовался дифферент. Другой подрался. При этом я не могу выгнать никого. Капитан — размазня. Все знают, что он купил свой диплом в Сингапуре за сто фунтов...

Расстраиваясь все больше, чиф налил себе еще. Мы слушали, не перебивали. Истосковался человек по обществу. Пусть выскажется.

— А профсоюзы! Выгоню, например, бездельника, он пожалуется в профсоюз, назавтра команда забастует, судно не выйдет в море, их поддержат на других судах, и фирма выставит за двери... меня.

Чиф налил себе третью.

— Видели девчонку капитана? Купил в Кувейте, возит с собой уже полтора года, на берег ее не пускает из-за отсутствия документов...

Вошла врач. Она была заметно возбуждена.

— Ну, что? — спросил я. — Бубонной чумы не предвидится?

— Его надо на обследование, — сказала врач, садясь к столу и начиная копаться в санитарных книжках. Нашла нужную и принялась быстро писать что-то в своих бумагах. — Совершенно непонятная картина. Жалуется на одно, боли нетипичные, температуры нет. Сейчас же снять на берег, госпитализировать.

— С вашего позволения, — обратился Никитин к чифу, — я пошлю своего коллегу ко второму. Необходимо проверить вещи, которые он возьмет с собой.

— Если это необходимо...

— Сам-то не идешь, — проворчал я, неохотно поднимаясь. — Боишься, что второй чихнет на тебя, и ни одна поликлиника не поможет.

— Фуражку захвати!

Стюард вышел из кают-компании.

Я взял фуражку, укоризненно посмотрел на Никитина. Вот — весь он в этом: человек идет к заразному больному, а он о фуражке беспокоится. Эгоист несчастный!

Вышел в коридор, свернул налево. В конце коридора, у выхода из надстройки, чья-то фигура исчезла при моем появлении. Везде тихо.

Увидел табличку «Второй помощник», постучал.

— Войдите!

Второй лежал в постели, укрытый по шею простыней. Он молча и, как показалось, испуганно следил за мной из-под полуприкрытых век.

— Ну, мистер, — бодро начал я, — берите самое необходимое и — в госпиталь. Там вас в два счета поставят на ноги. Советская медицина — самая передовая. И бесплатная к тому же.

— Но я здоров! — испугался второй. — Просто голова побаливает. Никуда я не поеду.

— Здоровы или нет — врачи скажут решающее слово. Дома с вас три шкуры содрали бы, а у нас даром. Многие иностранные моряки мечтают попасть в советский порт, чтобы подлечиться. Ну, одевайтесь же! Зубная щетка, тапочки...

Второй нехотя поднялся, и меня удивило то, что он одет. Я отвернулся, чтобы не мешать. И чтобы он не чихнул на меня. Кто мог поручиться, что на судне не какая-нибудь экзотическая лихорадка! Прививки, которые нам делали, были эффективны против известных науке болезней. А если эта еще не зарегистрирована медицинскими светилами?

На столе, рядом с начатой бутылкой виски, лежала пачка рассыпавшегося табака. Рядом россыпью — шариковые карандаши. Стопкой — деловые бумаги, из-под которых выглядывал порножурнал.

Еще я увидел каргоплан — схему загрузки судна. На носу краснела какая-то пометка.

— Каргоплан готовите? А этот журнал не вздумайте брать на берег.

Неожиданно второй подскочил к столу, прихлопнул пятерней бумаги, завопил:

— Чего роетесь? Что ищете? Не имеете права!

Я попятился.

— Да я не роюсь, ничего не ищу. Извините.

— Выйдите! Мне надо переодеться.

— Хорошо, хорошо.

Я вышел в коридор, полный недоумения. Чего это второй взбеленился? Какая его муха укусила!

Едва закрылась дверь, как второй схватил со стола злополучный каргоплан, скомкал его, швырнул в открытый иллюминатор. Потом лихорадочно запихнул в сумку пару рубашек, бросил туда же книжонку, бритву, зубную щетку, мыло.

Выйдя в коридор, замялся:

— Мне... в гальюн.

Я его не узнавал — он опять был тихим, напуганным.

— Конечно, конечно. Я подожду.

Второй нырнул в дверь рядом.

Я посмотрел на руки, покачал головой. Надо бы помыть. Черт знает, что за болезнь у второго. Бросается, как укушенный, в гальюн бегает. Холера?

Я вышел из надстройки, посмотрел по сторонам.

В подсвеченном судовыми огнями небе тускло мерцали звезды. Впереди стояло какое-то крупное судно. Справа — россыпь огней порта, алые тире маяка. Провел рукой по лееру — роса.

Уже алел восток.

Я вернулся в надстройку, поколебавшись, вошел в дверь рядом с гальюном, где был расположен умывальник. Стал мыть руки, мыля пахучим обмылком.

Дверь открылась. Вошел, насвистывая, странного вида моряк, полуголый до пояса. Вид его был ужасен. Смуглое лицо покрыто зеленовато-лиловыми синяками, тело в ссадинах.

— Извините, — сказал он, останавливаясь.

— Прошу. Я закончил.

— Спасибо.

Моряк, искоса поглядывая на мою форму, стал умываться, осторожно дотрагиваясь до ссадин и ушибов.

— Береговая полиция?