Граница. Выпуск 3

— Спасибо, девушка. Я лучше подремлю.

Короткий, с достоинством кивок. Цок-цок по проходу, покачивая безукоризненными бедрами. Бедняга… У тебя нелады в жизни? Тебе худо? Оптимистический совет: сходи на кладбище. И увидишь — тебе хорошо. Это им худо. По-настоящему. Куда уж хуже…

Самолет заложил крутой вираж, сильно громыхнуло, затрясло, как телегу на булыге. Где-то близко мрачно двигался грозовой фронт, со своими оперно-сатанинскими эффектами.

В горах это очень красиво — гроза. С теплым ливнем и радугой неслыханно чистых тонов. А домик издали напоминал кусочек рафинада.

В ту ночь началась гроза. Вместо луны полыхнул фиолетовым светом зигзаг молнии. Таня вздрогнула. Никита обнял ее, она была теплая, хрупкая и такая желанная, что трудно стало дышать.

* * *

А вот еще один день.

Пришел караван из-за кордона, колонна из девяти машин. Автомобили — наши «ЗИЛы», но так диковинно разрисованы, что удивительно и забавно глядеть. Будто шоферы изощрялись в выдумке и озорстве.

Некоторые картинки, прямо сказать, не для детских глаз.

Единственно общее для всех — марка фирмы.

Начальником колонны, именуемым по старинке караван-баши, был на редкость противный тип со странной фамилией Яя́.

Угодливый, вертлявый, с удивительно лживыми глазами и помятым лицом человечек.

Про его лицо Ваня Федотов как-то сказал: морда его лица — БУ — бывшая в употреблении.

Никита тогда рассмеялся — морда лица! Но это было снайперски точно. А главное — голос! Будто пропитанный смесью подлости и патоки, да простит патока такое соседство.

Никите казалось, что, даже не видя Яя́, услышав только один его голос, люди должны, крепко зажав свой кошелек в кулаке, бежать от него подальше.

Жилистый, маленький, с плоской полулысой головой — казалось бы, соплей перешибешь, но надо было видеть, как боялись его шоферы и грузчики!

Здоровенные рабочие парни, простодушные и веселые, они как-то сразу съеживались, сникали под его взглядом, переставали балагурить и смеяться.

Однажды один из грузчиков (друзья его называли «пехлеван» — богатырь, значит) возразил Яя, тот полоснул его таким взглядом, что у Никиты мурашки по коже побежали. А грузчик тут же умолк, только сплюнул и что-то пробормотал.

Авез Бабакулиев рассмеялся, Яя тоже угодливо хихикнул, но потом подошел к пехлевану, что-то процедил сквозь зубы, и этот огромный, сильный человек стал оправдываться, прикладывая руку к сердцу.

— Что он сказал? — спросил тогда Никита.

— Пехлеван?

— Да.

— Он сказал: гюрза в розовом сиропе.

— Здорово! — Никита искренне расхохотался. — А Яя что?

— Не слышал. Но реакцию грузчика ты видел.

— Да-а. Эх, если бы не дипломатия, с каким бы удовольствием навалял бы я ему по шее за один только его голосишко! Не понимаю, как только ребята его терпят?

— Боятся. Мне говорили, что он с каждой их получки мзду берет.

— И дают? — изумился Никита.

— Дают. За ним стоит кое-кто. Не этого же плюгаша боятся!

— Мафия?

— Очевидно, что-то вроде этого. А этот Яя странный тип. Говорит почти на всех языках Востока. Французский знает, греческий. Только, боюсь, французы и греки его не поймут.

— Почему?

— Слэнг. Жаргон воров, сутенеров и проституток.

— Гнать его надо к чертям собачьим, — возмутился Никита.

— А за что? Пока никаких претензий нет. Напротив — его колонна из самых эффективных.

— Все равно глаз да глаз за ним нужен.

— Вот это правильно. Вася это понимает не хуже тебя. Видишь, у каждой машины пограничник. Да и что он может сделать? В город ему хода нет, на КПП все свои, грузы проверяются.

— Поди проверь их все, — проворчал Никита.

— Ни разу при выборочной проверке ничего не было, а проверять каждый ящик урюка…

— Ладно, Авез, ты мне только не читай лекций, — Никита улыбнулся, — я же знаю, что хозяева ему голову открутят, если мы партию груза завернем обратно.

В тот день, как было уже сказано выше, опять явился Яя, привез осточертевший урюк.

Все было как обычно: оформление грузов — бумажки, бумажки, выборочные проверки картонных, красиво оформленных ящиков, взвешивание, проверка упаковки… Все как всегда…

Странным было только одно: Яя рьяно помогал грузчикам, трудился в поте лица, как заправский пролетарий. В предыдущие же свои приезды он стоял руки в брюки — покрикивал, командовал, а сам палец о палец не ударял.

Никита некоторое время наблюдал за этим неожиданным взрывом трудового энтузиазма, потом подозвал Васю Федотова.

— У нас тут новый ударник объявился, — тихо сказал он.

— Вижу. Может, совесть заговорила?

— Как же! У него на месте совести щетина с палец толщиной. Ты приглядывай за ним.

— Есть! — Иван улыбнулся. — Товарищ капитан тоже приказал глаз не спускать.

— Правильно сделал.

Никита и сам, несмотря на уйму дел, все время старался держать в поле зрения этого крайне, просто физиологически неприятного ему человека. Ничего подозрительного не происходило. Ваня выполнял свои обязанности подчеркнуто открыто — он просто ходил за Яя по пятам. Но тот работал всерьез, подгонял грузчиков, весело скалил свои желтые прокуренные зубы, подмигивал Ивану.

Иван был невозмутим, строг и непроницаем.