Граница. Выпуск 3

— Не знаю… Уж больно он суетился сегодня… Больше, чем обычно. А конкретно? Нет! Я бы не пропустил, заметил.

— Знаю. В том-то и дело.

— А может быть, это просто кажется вам? — спросила Таня. — Может, это просто оттого, что этот человек вам неприятен?

Иван пожал плечами.

— Может быть, — задумчиво сказал Никита, — может быть.

Он плохо спал в ту ночь. Вертелся, вздыхал. Шлепал босыми ногами по выскобленным доскам пола, часто ходил пить. Потом долго сидел на кухне, курил, глядел упорно в одну точку и не понимал — что это такое творится с ним.

Только под утро, когда черный прямоугольник окна стал сереть, Никита задремал.

Утром он вновь обошел склад, внимательно оглядел штабели ящиков, будто пытался проникнуть взглядом в их нутро.

Конечно, он мог взять любой из них и проверить. Но что толку?

Ящики стояли одинаковые — яркие, чистенькие, с синими надписями по желтому фону.

На одном только виднелся едва заметный след пятерни. Видно, шофер какой-нибудь помогал грузить, оставил след вымазанной в машинном масле ладони.

Но Никита не поленился вскрыть его. Ничего. Урюк лежал плотной массой — оранжево-желтый, полупрозрачный, отборный.

Никита поставил ящик на место, отошел.

«Что-то ты, видать, заработался», — пробормотал он.

Три дня были относительно свободны. Никита помогал Тане по дому, тренировал солдат, которые после того знаменитого поединка слушались Никиту, как господа бога, в рот ему глядели, будто знает он какое-то волшебное петушиное слово.

Тренировались они с таким желанием, с такой радостью, что и Никите доставляли его тренерские обязанности истинное удовольствие.

Никогда не подозревал он в себе педагогических наклонностей, даже удивился, обнаружив их. Удивлялся спокойствию своему, когда какой-нибудь новичок бестолково делал все не так, наоборот, не понимал очевидных, казалось бы, вещей. Удивлялся радости своей, когда ученик схватывал сказанное на лету.

Особенно же восхищали его успехи Гриши Приходько.

Ей-богу, он не радовался так собственным успехам в свое время.

А потом пришли наши автомобили за грузом, и стало не до самбо.

Как обычно, Никита присутствовал при погрузке. Первым на пятачок перед складами лихо влетел «ЗИЛ» с веселым, разбитным шофером лет сорока за рулем.

Он выскочил на землю, присел, разминая ноги, и улыбнулся так, будто выиграл международную автогонку.

Никиту поразили зубы шофера, ослепительно белые, какой-то странной волчьей формы — просто не рот, а пасть.

«Да, если бы у всех такие были, — ухмыльнулся Никита, — зубные врачи вывелись бы на земле».

Никита частенько помогал при погрузке. Бабакулиев этого не одобрял.

— Це-це-це, — качал он головой, — инспектор — грузчик! Силы девать некуда, лучше с Приходько поборолся бы. Какое, понимаешь, уважение иметь будешь? — возмущался он.

— Это в тебе восточные предрассудки голову поднимают, — смеялся Никита, — помоги лучше, авторитету это не повредит. Авторитет такая штука — или он есть или его нет. Работой еще никто авторитета себе не подрывал.

— Это не моя работа, — обижался Авез.

Он ходил важный, сосредоточенный, официальный — хозяин!

А Никита с хохотом таскал ящики. Ах, хорошо размяться! Он схватил очередной ящик с урюком, как вдруг услышал голос:

— Эй, сюда неси! Эй, таможня, кому гавару!

Никита удивленно обернулся и увидел, что кричит тот самый шофер, приехавший первым. И лицо его было совсем не улыбчивым, а злым.

Никита поставил ящик на землю.

— Ты чего это? Боишься, груза на твою долю не хватит? — Никита взглянул из-под ладони — солнце мешало. Нет, он не ошибся — лицо шофера перекосилось от злости. — Не бойся, по завязку нагрузим.

— А я гавару, неси сюда! — шофер даже ногой топнул.

Никита пристально поглядел на шофера.

— Ты что это тут разоряешься? — спросил он. — Ты дома женой командуй, понял?!

— Да я так… понимаешь… думал, ближе ко мне… я не командываю, дарагой, — смешался шофер.

Никита удивился еще больше. Он уже стоял около чьего-то грузовика, а до машины того, с волчьими зубами, было метров пятнадцать.

— Ты вот что, если голову напекло, иди в тень. Посиди, — посоветовал Никита и передал ящик парню в кузове.

На миг мелькнула на его боку мазутная пятерня. И тут же краем глаза Никита поймал тяжелый, ненавидящий взгляд того, с зубами.

Никита заколебался было. Но ящики все несли, наваливали друг на друга.

И вскоре этот мимолетный, немного нелепый разговор Никита позабыл.

* * *

Никита попытался закурить. Руки тряслись, ломали спички, прикурить удалось с четвертой попытки.

«Худо, брат», — мимолетно, будто о ком-то другом, подумал Никита, жадно затянулся и тут же с отвращением скомкал сигарету.

Дым показался отвратительным, горьким, с каким-то мыльным привкусом.

Эх, если бы можно было повернуть беспощадное колесо! Вернуть то мимолетное мгновение, когда взгляд скользнул по тому проклятому меченому ящику!

«Кретин, ты думал, что самый умный и проницательный! Сказал бы Бабакулиеву! Васе Чубатову оказал бы! Ведь не зря же ты вскрывал этот чертов ящик! Почти вскрыл.

А надо было перетрясти! Надо было сразу брать этого волчезубого, брать, обрубать его связи!»