Границы безумия

Преступник убил уже пятерых человек и всякий раз оставлял следы, выдающие его личность. Он действовал стремительно, жертва не успевала дать отпор. Что, в сочетании с размахом насилия — он выкалывал несчастным глаза и калечил гениталии, — свидетельствует о его асоциальном поведении вкупе с серьезными психическими проблемами. Однако он не садист. Все увечья были нанесены посмертно, на телах не оставалось следов пыток — ни тогда, ни сейчас. Это говорит о том, что преступником движет ярость и ненависть, а не стремление манипулировать и подавлять. Он белый мужчина средних лет, не старше пятидесяти. Белый — потому что серийные убийцы, как правило, выбирают жертв той же этнической группы. Возраст мы определяем исходя из того, что он орудует уже четверть века. На момент первого убийства ему должно было быть около двадцати лет. От природы он неопрятен. Желание держать себя в чистоте и соблюдать порядок — проявление самоконтроля, что для него изнурительно и физически, и ментально. Я могу предположить, что он принимает — или вскоре начнет принимать — нейролептики. При этом размах безумия в момент атаки говорит о воздействии наркотических препаратов, скорее всего, стимуляторов. Учитывая долгий период затишья и психическое состояние преступника, по всей видимости, он недавно вышел из тюрьмы или психиатрической лечебницы. В его жизни несколько дней назад случилось сильное потрясение. Нечто очень важное, вызвавшее у болезни рецидив. Это событие заставило преступника сорваться. Скорее всего, трагедия произошла в тот самый день, когда он напал на последнюю жертву. Теперь его мучает чувство вины и раскаяния. Я настоятельно прошу его сделать первый шаг нам навстречу. Я понимаю, как он переживает из-за того, что сотворил, как он боится своих желаний…

Задумавшись, я сделала паузу. Надо не так. Надо более лично.

Я глубоко вдохнула, подбирая правильные слова, и направила взгляд прямо в камеру. Если убийца следит за эфиром, получится, что я смотрю ему в глаза.

— А теперь я хотела бы обратиться непосредственно к преступнику, — заговорила я, нарочно не называя его Протыкателем — утрированным прозвищем, которое придумали журналисты; наверняка оно ему не по душе. — Я знаю, что тебе причинили невыносимую боль и ты не можешь спать по ночам. Именно поэтому ты напал на человека в Кэмдене. Я понимаю, что тобой движет желание отомстить. А еще знаю, что у тебя случилось нечто страшное. В прошлый четверг, верно? Ты потерял работу? Или кого-то близкого? Поэтому теперь ты напуган и одинок. Я тебя понимаю. Хочу помочь. Но для этого нужно, чтобы ты раскрыл себя. Хватит прятаться. Пора с кем-то поговорить. Приходи в Скотленд-Ярд. Найди меня. Я буду тебя ждать.

* * *

— Вы неплохо держались перед камерой, — хмыкнул Найджел Фингерлинг. — Что там за ошибка, которую якобы допустил Протыкатель? — Он наклонился ко мне слишком близко, прищурившись и нервно дергая щекой.

— Без понятия.

Я отодвинулась.

— Но старший инспектор сказал…

— Старший инспектор просто хотел его напугать, вот и всё. Чтобы поджилки затряслись. Протыкатель уже давно не убивал. Прежний азарт схлынул. Он начинает бояться того, что делает. Надо подпитать этот страх, пока маньяк снова не взялся за старое.

— Думаете, возьмется? — У Фингерлинга забегали глаза.

— Судя по уровню агрессии, одним убийством он явно не ограничится. В глубине души все маньяки похожи. Мотивы бывают разными, как и почерк, но всех их объединяет одно: они не могут устоять перед острыми ощущениями. Они как наркоманы — постоянно ищут новой дозы. Считайте, Протыкатель только что вышел из завязки. Вопрос надо поставить иначе — не «если», а «когда».

У Фингерлинга зазвенел телефон. Пришло сообщение. Он выхватил аппарат из кармана, прочел текст и дернул уголками рта. Заметив мой взгляд, снова нацепил маску равнодушия. Значит, получил хорошие новости, но делиться ими почему-то не спешит.

— Старший инспектор прав, Маккензи. — Фингерлинг принялся постукивать пальцем по телефону. — Вы свое дело знаете.

— Благодарю. И, кстати, простите за то, что я наговорила в первый день. Это было слишком.

— Ничего страшного. — Однако он мотнул головой, а значит, обиду все-таки помнил. — Слушайте, а давайте, как здесь закончим, заглянем в ближайший бар? Наведем мосты, все такое… А то начали мы не очень. Не хотелось бы, чтобы это стояло между нами.

— Сегодня, простите, не могу. Я ужинаю с другом.

Джек чуть раньше написал, что нарыл какие-то улики на Эйдана Линча. Узнать все подробности из первых уст — или сомнительное удовольствие сидеть в баре с прыщавым уродом? Выбор очевиден.

Фингерлинг потер торчащую косточку на запястье.

— Хм, торопитесь на свидание, да?

Пэдди, проходивший в тот момент мимо, бросил на него сердитый взгляд и сочувственно посмотрел на меня. Еще один стелется мне под ноги ковриком. Может, я и потеряла мужа, только это не значит, что я сорвусь от любого неосторожного слова в свой адрес.

Я вышла из кабинета, чтобы найти кофе поприличнее. Мобильник остался на столе, рядом с пустой чашкой. Когда я вернулась, он лежал поверх блокнота.