Границы безумия

Мы с Найджелом Фингерлингом стояли бок о бок в глубине переполненного зала. Я украдкой косилась на инспектора.

Мы оба преследовали одну и ту же цель. Хотели поймать тварь, которая терроризировала город. Правда, в глубине души я сомневалась, что мы с ним и впрямь в одной лодке. Никак не удавалось отделаться от чувства, будто Фингерлинг ждет, когда я потерплю неудачу и выставлю себя на всеобщее посмешище.

С тех пор как я унизила его на глазах у коллег, отношения у нас не заладились. Когда я отказалась от приглашения, стало только хуже.

Я заметила, как Фингерлинг в тот момент налился краской: шея пошла пятнами, и он, откинув голову, шмыгнул носом. Мои слова инспектор воспринял на свой счет. Мужчины всегда болезненно переживают отказ, если женщина отвергает их ухаживания, и потом долго не могут простить обиды.

Фэлкон читал вслух мои заметки, где я сравнивала серийных маньяков с наркоманами. Краем глаза я глянула на Найджела Фингерлинга. Тот не отрываясь смотрел на Фэлкона. Сосредоточенно щурился, сжимая руку в кулак и источая кислый запах пота.

Я отошла на полшага, чтобы разглядеть его внимательнее, притворяясь, будто слежу за выступлением старшего инспектора. Кожа у Фингерлинга была бледной, вся усыпана мелкими красными прыщиками. На мгновение он посмотрел на меня и снова повернулся к сцене. Глубоко посаженные глаза покраснели от недосыпа. Под нижними веками проступили темные круги.

В любой другой момент я не заметила бы ничего странного, но когда с трибуны зашла речь про наркотики, вдруг заподозрила неладное.

Сложно было представить этого пижона над столом с банкнотой в трубочку или в каком-нибудь притоне в разгар ночи, однако у Фингерлинга проявлялись все внешние симптомы зависимости. И психические тоже: раздражительность, внезапные вспышки гнева, лихорадочный аппетит…

Я кое-чему научилась у Дункана, когда тот служил в отделе нравов, хотя, разумеется, экспертом по наркотикам не была, поэтому судить с полной уверенностью не имела права. Хотя чем больше я размышляла, тем сильнее мне казалось, что Фингерлинг на чем-то сидит.

Может, в этом и есть его маленький секрет, о котором я догадалась в первый же день? Если так, то все сходится. Он наверняка стыдится своей зависимости и старательно скрывает ее от коллег. Один лишь намек, что он принимает наркотики, — и карьере конец.

Старший инспектор завершил выступление и предложил задавать вопросы. Журналисты вмиг вскинули руки. Где-то среди них был и Джек.

Обычно полиция держит ход следствия в секрете. Не хватало еще, чтобы журналисты совали повсюду носы и путались под ногами… Когда же речь заходит о серийном убийце, тактику приходится менять. Один из немногих случаев, когда полиция сама зовет на помощь средства массовой информации, притом осознанно. Всегда есть люди, которые знают больше других. Задача полиции — сообщить, какого рода сведения им требуются. Задача журналистов — убедить свою аудиторию не молчать.

Впрочем, это не единственная причина, по которой мы привлекаем прессу. Известно, что многие преступники любят наблюдать за ходом следствия и даже влиять на него. Тогда полиция использует журналистов как приманку.

Взять «Соэмские убийства»[23] две тысячи второго года, когда Ян Хантли в открытую заигрывал с журналистами: давал им интервью, рассказывал, как последним видел пропавших девочек живыми, красовался перед камерами — и в конце концов этим себя и выдал.

Конечно, не все детективы приветствуют столь тесное взаимодействие с прессой. Помнится, мы с Дунканом жарко спорили о том, какую роль журналисты сыграли в поимке Хантли. Я всячески выступала за привлечение прессы, считая, что, если полиции удалось поймать преступника, значит, метод вполне эффективен.

— Ты даже не представляешь, как сильно тогда досталось кембриджским парням, — говорил Дункан, качая головой и отставляя в сторону свой «Теннентс»[24] — или «старый добрый ти», как он его называл. — Мало того, что о каждом их шаге круглосуточно вещалось на весь мир, так еще и сверху сыпались указания, в каком направлении надо работать.

Что бы Дункан сказал теперь? Я оглядела зал, чувствуя в груди тупую боль. Прошло столько времени, а я так и не привыкла, что его нет рядом… Каждое утро забываю об этом на миг — сладкий и оттого мучительный вдвойне.

— Ты молодец, Мак, — заявил Фэлкон, пожимая мне руку, когда толпа начала рассасываться.

Я постаралась не отвечать на рукопожатие слишком крепко. Суставы у Фэлкона покраснели и распухли, и хромал он сильнее — подагра, не иначе. Сыграли свою роль и нервы (он явно переживал из-за Протыкателя), и лишняя любовь к печенью (на брюках у Фэлкона виднелись крошки).

— Возможно, было бы полезно поискать связь между прошлыми и нынешними местами преступлений. Вдруг удастся выяснить, где он живет… Ты ведь слышала про операцию «Рысь»?[25] — спросил Фэлкон.