— Тысяча девятьсот девяносто шестой год. Самая масштабная облава за всю историю Великобритании. Двенадцать тысяч подозреваемых. Места преступлений раскиданы по огромной площади в одиннадцать тысяч квадратных километров. Полицейские с помощью кредитки, украденной у одной из жертв, отследили покупки преступника и выяснили, где он живет, — тут же выдала я. — Грандиозная победа. И поворотный момент в раскрытии дел. Я уже готовлю географический профиль Протыкателя. К вечеру должны быть результаты.
— Я ведь говорил, какая она умница? — Старший инспектор, хлопнув меня по плечу, с улыбкой повернулся к Фингерлингу. — Кстати, Найдж, ты еще собираешь спонсорские взносы?
— Триатлон уже прошел, но от пожертвований мы никогда не отказываемся.
— О чем речь? — поинтересовалась я.
— А ты разве не знаешь? Найджел собирает средства для борьбы с детским раком и лейкемией. Каждый год участвует в лондонском марафоне и триатлоне в Блейнхеме.
— Правда?
Мне не удалось скрыть удивление. Благотворительность совершенно не вязалась с образом инспектора, не говоря уж о том, что он, оказывается, спортсмен.
— Моя сестра умерла от лейкемии, когда ей было шесть. Ужасная болезнь, — заявил тот, выпрямляя спину.
— Простите. Я не знала. Я понимаю, каково это — потерять близкого человека. У меня недавно умер муж. Мне ужасно его не хватает.
Я уставилась в пол, на мгновение подумав о Дункане. О жуткой рок-музыке, которую он любил. О том, как он улыбался мне по утрам, стоило открыть глаза. О лакричных конфетах, которые он ел горстями, смотря соревнования по регби, и о том, какими сладкими потом бывали его губы. И как мы порой не спали всю ночь, в обнимку с бутылкой вина обсуждая недавно прочитанные им строки — какое-нибудь стихотворение, или цитату из философского трактата, или отрывок из книги…
Вечером, накануне смерти, он зачитал мне цитату из «Зимы тревоги нашей»[26]
.— Как тебе? «Когда огонь гаснет, становится так темно, что лучше б он совсем не горел».
— Просто душу рвет на части, — отозвалась я. — Только представь, какое это горе.
Теперь мне и представлять не надо — я узнала на собственном опыте.
Глава 39
— Кстати, как вы и просили, я отправил людей проверить алиби Маркуса Линча в ночь убийства его сына, — словно невзначай обронил Фингерлинг гнусавым голосом, когда мы, распрощавшись с Фэлконом, зашагали к лифту.
Я еле сдержала эмоции. Не хватало еще, чтобы этот тип понял, как сильно меня интересует семья Линчей. И как я удивлена. Не думала, что он и впрямь меня послушает.
— И?..
— Там забавная ситуация, кстати. Алиби у него нет.
— В самом деле?
— Да. Оказалось, они с женой должны были провести выходные у ее сестры в Бате, однако в субботу с утра Линча вызвали в Лондон. Якобы по работе — так он сказал. Вроде сорвалась крупная финансовая сделка, нарушили условия договора… — Острым концом карандаша Фингерлинг почесал затылок. — Кажется, Линч должен был просчитать возможные убытки. Если я правильно понял. Хотя это не важно.
— На работе что, не нашлось кому подтвердить алиби? — хмуро уточнила я.
— В том-то и дело. В офис Линч приехал около трех часов дня и оставался там до десяти вечера. Потом ушел. Вернулся только утром — к тому времени Эйдан уже остыл.
— Очуметь. У него сына убили, а он на работу отправился!
— Он мог и не знать, что мальчик умер.
— Эйдана убили прямиком у них дома. Как Маркус мог этого не знать, если ночевал не на работе?
— Видите ли, в том-то и вся загвоздка… Он утверждает, что дома не появлялся. Говорит, снял номер в гостинице рядом с офисом, чтобы с утра не терять время на дорогу. Записи в гостинице это подтверждают, но камер наблюдения там нет. Он мог выйти посреди ночи, и никто не узнал бы. Тело следующим утром обнаружила мать. Не Маркус.
— И вы в это верите? А где он тогда работал?
— В районе Лондонского моста.
— Лондонского моста? На севере, совсем рядом с Кэмден-Тауном. С какой радости ехать в отель?
Фингерлинг пожал плечами.
— Может, он гулял налево.
Я скептически закатила глаза.
— В любом случае это уже не выяснить, — добавил тот.
Я вздохнула. Он прав.
— Это еще не всё. — Фингерлинг подошел к лифту и нажал на кнопку. — Сержант Лейн разговаривал с сестрой Линча. Тогда она не стала ничего говорить полиции — не видела особого смысла. А сейчас рассказала много интересного. Не знаю, как насчет Линча, а вот Тереза особой верностью не отличалась. Перед самой беременностью она закрутила интрижку. Маркус ее простил, но, по словам сестры, отношения у них немного разладились.
Интрижка, значит… Я вспомнила, как Маркус рассказывал, что Тереза, забеременев, ударилась в религию. Может, она прониклась верой неспроста, — а мучаясь чувством вины и стыда оттого, что носит ребенка не от мужа?
— Получается, Эйдан мог быть Маркусу и не сыном… — протянула я.
Теперь ясно, почему между ними ни капли сходства.
— Но и это еще не всё. — Фингерлинг вытащил из папки, которую держал в руках, сложенный листок. — Вот, взгляните-ка.