Грановский

Вопреки мнениям некоторых историков Грановский предостерегал от того, чтобы из специфики законов истории выводить полную несвязанность науки об истории с философией. Те, кто думает так, «сами, без сознания, были приверженцы старой, уже отжившей системы» философских идей; «теперь философия стала необходимым пособием для истории, она дала ей направление к всеобщему, усилила ее средства и обогатила ее идеями, которые из самой истории не смогли скоро развиться» (4, 42).

Здесь мы не можем не констатировать глубокое противоречие между этими рассуждениями Грановского и тем, что мы узнали из предыдущего изложения его органической теории. Там Грановский сам подчинялся гегелевскому формализму, рассматривал периоды и даже регионы истории человечества как «моменты» шествия абсолютного разума, т. е. рассматривал историю не имманентно, а налагая на нее схему, которую разработал Гегель для изображения развития идеи в сфере логики, заявлял о независимости истории от внешних влияний и понимал ее законы как законы развития абсолютного разума. Здесь он критикует подобный подход, эту подчиненность, можно сказать угнетенность, истории и подчеркивает ее самостоятельность, а также связь методологий исторической науки и естествознания.

Мы увидим, что это противоречие в дальнейшем будет углубляться. Осмысление Грановским хода исторического процесса не ограничивалось освоением некоторых общих положений философии истории, но вело к их методологической интерпретации, к выработке методологии, т. е. системы способов исторического исследования и изложения. Сам Грановский термина «методология» не употреблял, специального раздела о методологии в своих теоретических введениях к курсам лекций не выделял. Но он говорил в них о методах исторического исследования. Говорили о них и современники, которые анализировали его взгляды, как, например, Чернышевский. Стремясь реконструировать взгляды Грановского в области философии по такой методологии, он высказал несколько суждений, которые необходимо концентрированно изложить.

Во-первых, методологическим выводом из органической теории было утверждение единства способов и целей исследования истории различных народов, т. е. принцип универсализма методов исторического анализа, основанный на единстве самого исторического процесса: раз исторический процесс в целом есть шествие абсолюта в форме истории человечества, — значит, моменты этого процесса единообразны у различных народов. Благодаря такой методологической установке история как наука получает единство, «выбор фактов также получает твердое основание; важно то, что характеризует дух в его разнообразных переходах и действует, определяя, на его развитие…» (4, 46).

Идея органической жизни преобразовала науку истории.

Во-вторых, методологическим выводом из органической теории было утверждение, что те законы, которые зафиксированы в качестве всеобщих законов абсолюта — противоречивость, борьба противоположных сил как движущая пружина развития, его поступательность и т. п., — являются законами и исторического развития, так что, изучая историю народа, исследователь постигает ее, опираясь на это понимание закономерностей исторического развития. Что это так, мы видели из рассуждений Грановского об этих закономерностях. Но он дает методологическую интерпретацию теории и в обобщенном виде: «Что идея организма приложима к целому человечеству, не подлежит сомнению: если части живут органически, то и целое. Человечество одушевлено одним духом, который обособляется в большие и меньшие круги, и идет правильным путем развития» (4, 47).

В-третьих (в русле основной органической теории и в известном противоречии с только что рассмотренными оговорками, критикой Гегеля), Грановский настаивал на единстве теории и ее приложения к истории: стадии исторического развития — это не более чем стадии развития духа. Для истории развития человечества важно было бы выявить, говорит он, «ступени, чрез которые шагал всеобщий дух» (4, 49). Последовательность, с какой народы входили в историю в качестве всемирно-исторических, определена провиденциальными целями, так что сама по себе история здесь объяснить все до конца не может. Единый «всеобщий дух шагает» так, что «один (народ. — З. К.) сменял другого, но не выходит из него и не наследует его духа; он самобытен и входит в историю как новое творение. Замечательно, что еще до появления такого нового народа, до возможности его влияния на других духовное его начало уже начинает показываться у его предшественника в последнем периоде бытия… Эта связь, независимая от внешней исторической, непонятная, свидетельствует, быть может, более, чем что другое, о непрерывном развитии» (4, 49).