Гравилёт «Цесаревич»

А вот это уже Циркуль возмущается: «Нет, послушайте, Алексей Анатольевич. Когда царскую Россию называли жандармом Европы, это было всем понятное ругательство, оскорбление, и всем порядочным русским людям было стыдно. А вот теперь Америку называют мировым жандармом – и американцы гордятся, когда их так называют! Это и есть ваша разница культур? Извините великодушно! Просто одним совестно быть жандармами, а другим – лестно!» – «Нет уж, вы извините меня, Иван Яковлевич. Здесь мы именно имеем прекрасный пример обратного влияния реального мира на культурный стереотип. Предположим, что в Америке полицейский в свое время начал восприниматься как заведомый защитник народа от произвола, а у нас – как заведомый защитник произвола от народа. Именно поэтому в одной культуре слово „жандарм“ связывается с позором, а в другой – с почетом. А потом, когда и если стереотип уже сложился, становится в изрядной степени неважно, соответствует ли он действительности. Он работает вне зависимости от своего соответствия действительности и может так работать очень долго… И вот вам пример диалога культур в натуральную величину. Вы говорите кому-то: „Жандарм!“, желая оскорбить – а он это воспринимает как признание его заслуг и искренне вас благодарит за лестные слова…»

Интересно рассуждает Беззлобный, подумал Гнат. И очень точно. Неважно, как там в Америке, я не бывал, и чем они там гордятся – мне плевать, думаем-то мы про себя. Интересно, а если этак-то посмотреть: я – какой жандарм? Особенно сейчас?

Однако мысль повела куда-то не туда, в моральные теснины какие-то, непозволительные и удушливые для человека дела, и он досадливо отмахнулся от нее; но слабый отзвук в душе остался и мог – Гнат чувствовал это – при случае напомнить о себе.

Нет, старательно принялся он проводить среди себя политико-воспитательную работу. Теория это все, то есть, говоря попросту, болтовня. Вот хоть про Америку… Ни черта же этот жандарм со взятыми обязанностями не справляется, не верите – милости просим, покажу. То есть почет он, конечно, свой имеет, но вот результат… Стало быть – и почету скоро конец.

Впрочем, если подумать, Беззлобный именно об этом и сказал.

А я – справляюсь?

Тьфу!

Тук-тук, тук-тук, тук-тук…

И весь разговор их был как тук-тук. Просто звуки, сопровождающие некий технологический процесс. Процесс общения. Разговор, из которого не следует никаких конкретных действий, – всегда не более чем тук-тук, тук-тук.

А чем наши с Саней разговоры про Украину да Россию лучше?

Только таким вот интеллигентам, как мои подопечные, видимо, для ведения подобных бесед не обязательно развязывать языки горилкою. Видать, языки у них всегда развязаны и пребывают в состоянии повышенной боевой готовности.

Хорошая у них работа, не пыльная.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук…

«Тот, кто думает, что мир лучше, чем он есть на самом деле, всей своей жизнью, непроизвольно, делает мир и впрямь лучше. Хотя бы чуть-чуть. А тот, кто убежден, что мир хуже, чем он есть, непременно делает его хуже, даже если такой цели специально перед собой и не ставит…»

Однако, подумал Гнат. Это ты, брат Беззлобный, уж, кажется, слишком загнул.

А вдруг нет?

От этой мысли Гнату стало не по себе.

Что в таком случае делаю я? Улучшаю – или… наоборот?

Хороший вопрос…

Ладно.

А в целом – совершенно нормальные люди едут. Интеллигенты. Сплошное тук-тук. Не в смысле, что стучат как стукачи, а в смысле – токуют, как глухари на току. Наверное, вполне приличные мужики. Беззлобный уж во всяком случае. Да и старец тоже – если бы не цеплялся он так за свою бесценную сумку.

Но, с другой стороны, что я, не видел чудаков, которые от чемодана отойти боятся до колик, а в чемодане – всего-то ком грязных трусов?

И пацан у них нормальный. Не вундеркинд какой-нибудь и не шпана, а – нормальный. Гнат таких любил больше всего. Вундеркинды – с ними мороки много и как-то все время боязно сказать или шевельнуться неловко, а с другой стороны – держи с ними ухо востро, больно умны: умный продаст, предаст, выжмет тебя, как лимон, и в сердце у него не дрогнет даже. Потому что умный. Шпана – с ней все понятно: гнилозубые злобные волчата с отмирающей речью, убьют за окурок, хихикая; Гнат шпану ненавидел и уже не мог воспринимать как детей. Нормальных – ценил. В наше время не так много осталось нормальных. Шпана-вундеркинды мир заполнили.

А старец – просто-таки принц в изгнании… правда, самозваный, может быть. Слишком уж уверенный, что все должны ему подчиняться, и очень удивляющийся, если этого не происходит. Усталый, печальный, тощий, издерганный…