Граждане

Почему именно скрипачка? А может, виолончелистка? — вмешался Свенцкий. Он терпеть не мог гипотез, рожденных воображением.

— Интересно, отчего она умерла? Такая молодая…

— Может, от воспаления легких, — предположил Збоинский. — Тогда от этой болезни многие умирали.

— Знаете что? — сказал Тарас. — После школы я поступаю на медицинский. Я уже решил.

— Ну, не хотел бы я попасть к тебе в руки! — объявил Свенцкий.

Вейс, задумавшись, смотрел на могильную плиту.

— Может, мать у нее была модистка, — сказал он Збоинскому. — Или делала искусственные цветы… И жили они на Кручей, в мансарде доходного дома… Такого, как тот дом, что купил Вокульский[31].

— Гм… — Збоинский мотнул головой. — Откуда ты все это знаешь?

— И по воскресеньям она встречалась со своим женихом. В Лазенках, у пруда…

— У пруда? Там, где мы были позавчера? Э, опять сочиняешь!

— Наверное, ей не хотелось умирать, — шопотом продолжал Вейс. — Может, страшно ей было…

— Еще бы! Всякому было бы страшно. Мне тоже.

— А мне иногда любопытно, понимаешь? Хочется знать, что потом… Может, после смерти еще что-то чувствуешь? Какая-то доля сознания остается… Ну, вот, как например, лист на дереве — увял, а еще держится…

— Перестань, ну тебя! — испугался Збоинский. — Зачем об этом думать! И притом это же противоречит материализму… А я бы только одного хотел: чтобы обо мне, когда умру, товарищи жалели.

Видек рассказывал, что его отцу после смерти прикололи на грудь Крест Возрождения Польши, — шопотом вмешался Тарас. — А на подушке несли еще два других ордена. Его отец был партизаном-аловцем[32]. И гроб его покрыли красным знаменем.

— Так умереть, — это я понимаю!

— Вообще самое лучшее — умереть в борьбе. Тогда человек занят другим и даже не заметит, как умрет.

— Или на работе…

— Ну, ясно, и на работе тоже. Если бы я был инженером или каменщиком, я хотел бы умереть на лесах.

— Ш-ш-ш… — зашипел на них Вейс. — Антек идет. При нем вы не говорите о таких вещах. Отец у него тяжело болен. Как раз на работе заболел, когда укладывал кирпичи.

Антек Кузьнар подошел к ним вместе с Видеком, Арновичем и Шрамом. Все они были чем-то взволнованы.

— Знаете, кого мы видели? — спросил Кузьнар, понизив голос. Мальчики отрицательно замотали головами. Откуда им знать?

— Он, наверное, был на кладбище с самого начала, — сказал Видек. — Только мы его не заметили.

— Он туда пошел, — буркнул Шрам, указывая подбородком в сторону дальнего участка кладбища, где уже не росли деревья. — Но возвращаться должен будет этой же дорожкой.

— Может быть, вы, наконец, скажете, кто? — рассердился Свенцкий.

— Тс-с! Тише! — шепнул Кузьнар.

Следуя за его взглядом, все посмотрели в конец аллеи, откуда шел к ним человек в темном пальто, с шляпой в руке. Он шагал, горбясь, и время от времени останавливался у какой-нибудь могилы. Вероятно, тоже читал на плитах имена умерших. Он прошел в нескольких шагах от группы учеников, коротким кивком ответив на их поклон. Потом свернул на боковую дорожку и скрылся за высокой туей.

— Постарел, — пробормотал Збоинский, — чорт знает, как постарел!

Действительно, всем им бросились в глаза седые нити в густых, зачесанных на бок волосах Яроша и глубокие прямые морщины у губ. Впервые они увидели это так ясно, — быть может, потому, что день, несмотря на облачное небо, был светлый, и в его разреженном белом блеске все выделялось как-то особенно отчетливо.

Четверть часа спустя мальчики ждали трамвая у кладбищенских ворот. Чтобы не быть замеченными, они укрылись за афишную тумбу. Сейчас они уже немного повеселели и разговаривали непринужденно. На улице шумела обычная жизнь. Был третий час дня, и все трамваи шли переполненные. Видек указывал Арновичу на проезжавшие автомобили и называл их марки. Старшие толковали о Яроше.

— Значит, неправда, что он имеет зуб против Моравецкого, — иначе он не пришел бы сюда, — говорил Збоинский.

— Одно другому не мешает, — возразил, пожимая плечами, Свенцкий. — Можно питать недоверие к человеку и все-таки прийти на похороны его жены.

— А ты как думаешь? — спросил Збоинский у Кузьнара.

— Я думаю, что Ярош любит Баобаба так же, как мы, — ответил Антек.

Все примолкли, задумавшись над его словами.

— А это какая марка? — экзаменовал Арновича Видек.

— «Опель», — неуверенно бормотал Арнович. — Или нет… кажется, «фиат».

— Вот и врешь! Это «шкода». Новая модель, немного неустойчивая.

— Идут!.. — шепнул Вейс, наблюдавший за воротами.

Моравецкий их не заметил. Он шел под руку с молодой женщиной, той самой, которая плакала у могилы. На два шага позади них шагал элегантный мужчина в черной шляпе, с зонтиком, висевшим на руке. Они прошли через мостовую к трамвайной остановке. Женщина утирала платочком слезы. Мальчики внимательно наблюдали за ней, морща брови, и в то же время не спускали глаз с Моравецкого.

— Курит, — шопотом заметил Збоинский.

Шрам кивнул головой:

— Очень хорошо. Это его успокоит…

— Вообще он крепится, — тихо сказал Тарас.

— На то он и человек! — процедил Свенцкий.

Вейс посмотрел на него с укором. Его смуглое лицо потемнело еще больше.

— Тебе все кажется очень простым… слишком простым, Стефан.