Гражданин Города Солнца. Повесть о Томмазо Кампанелле

Наступил день оглашения приговора. Он начинался обычной формулой: «Называем, провозглашаем, объявляем…» Кампанелла не сразу понял смысл длинных витиеватых фраз. Приговор не осуждал его, но и не оправдывал, оставляя под сильнейшим подозрением. Он переставал быть заключенным Замка Святого Ангела, но не смел покинуть Рим. Жить ему надлежало в монастыре святой Сабины, не выходя за его пределы. Следствие будет продолжено!

— Когда пойманную рыбу не могут сразу съесть, ее сажают в садок, — мрачно сказал Кампанелла своим товарищам. — Садок опущен в реку, рыба наслаждается родной водой, только уплыть не может.

Монастырь святой Сабины на Авентинском холме. Он окружен садами. Кампанеллу перевели сюда в мае, когда над холмом веяло ароматом доцветающих апельсиновых деревьев и жасмина. Можно сесть у нагретой солнцем каменной стены, прислониться к ней истерзанным телом и знать: эта стена не тюремная. На лицах людей, которые приходят в монастырь, нет печати, которая лежит на лицах узников. У их кожи другой цвет. Они иначе пахнут. И совсем по-другому говорят.

Едва Кампанелла пришел в себя, он начал работать. Это трудно. Нет необходимых книг, рукописи отобраны и не возвращены. Не с кем посоветоваться. Монахи не поймут его рассуждений, да и относятся к нему со страхом — обходят его стороной, боятся с ним разговаривать. Чтобы писать научное сочинение, нужно душевное спокойствие. Но наибольшая трудность не в этом. Кампанелла ни на минуту не забывал: следствие по его делу не закончено. Давит на него эта неопределенность. Так задумано его врагами. Перенесем и это!

Кампанелла не хотел мириться с положением узника, которому лишь сменили тюрьму на монастырь, он решил действовать и написал прошение. Постарался, чтобы оно было почтительным и смиренным. Настоятель только головой покачал, прочитав его, и едва согласился передать эту бумагу судьям. Человек оставлен под сильнейшим подозрением, а дерзает просить, чтобы ему вернули рукописи, не только те, что отобраны при аресте, но и те, что пропали у него в Болонье. Смеет намекать, что инквизиция причастна к их пропаже. Скоро настоятель сообщил узнику монастыря: в просьбе отказано. От себя он добавил, что такими поступками Кампанелла лишь ухудшит свое положение. Однако Кампанелла, не вняв голосу благоразумия, попросил у судей, чтобы ему позволили свободно ходить по Риму. Дерзость неслыханная!

На эту просьбу последовал неожиданно не столь полный отказ. Кампанелле милостиво дозволили обойти семь главнейших церквей Рима. Пусть молитвы, звучащие в них, пусть их великие святыни вселят смирение в его душу. Кампанелла обрадовался. Семь знаменитых церквей Рима — это Сан-Пьетро, Сан-Паоло фуори ле Мура, Сан-Джованни ин Латерано, Сан-Себастиано, Санто-Кроче, Санта-Мария Маджоре, Сан-Лоренцо фуори ле Мура. Обойти их — значит обойти весь Рим. А он так давно не был на улицах, не видел и не слышал толпы! Шествуя из церкви в церковь, он всматривался в прохожих, спешивших по делам, чаще озабоченных, реже веселых. Они не думают о тех, кто томится в Замке Святого Ангела, кого ведут сейчас на допрос, кого пытают. На площади Цветов раскинулся шумный рынок. Здесь продавали золотистые яблоки, пушистые персики, груши, истекающие соком, белый и черный виноград, огромные сладкие дыни, красный перец. Над плодами вились пчелы. Пахло жареными каштанами. Пройти сотню-другую шагов по узкому переулку, и выйдешь к мосту через Тибр. Отсюда уже виден Замок Святого Ангела. На рынке среди толпы, которая пробовала, приценялась, торговалась, он испытал желание показать на Замок и крикнуть о тех, кто в тюрьме, рассказать про камеры без света, про вонючую похлебку, про ночные вопли. Кампанелла сдержался: будто они не знают об этом!

В странствиях от церкви к церкви его сопровождают соглядатаи. Удивительное название у этих людей. «Родственники» инквизиции. Они имели право носить оружие, были неподсудны ни светским, ни духовным судам и ловко устраивали свои дела, пользуясь причастностью к Святой Службе и страхом, который они вызывали. Кампанелла не старался уйти от них. Его судьи были бы только рады, соверши он новую попытку побега. Его схватили бы и новый побег приравняли бы к признанию вины.

Трудно побороть соблазны. Хотелось зайти в книжные лавки. У него нет денег, но полистать книги и то радость. Однако это опасно. Ему предписан путь от церкви к церкви, и Кампанелла не отклоняется от него. Разве что присядет на скамью, постоит около мраморного фонтана на площади, послушает, как журчат его струи, о чем толкуют женщины, которые пришли за водой.

Почти полтора года провел он в монастыре святой Сабины. В декабре в Риме задул холодный ветер. На улицах горели жаровни. Уличные торговцы пекли на них каштаны. Иногда они протягивали ему пригоршню горячих, растрескавшихся на огне каштанов. Кампанелла принимал скромный дар. Кто он такой, чтобы отказываться от милостыни! С Абруццких гор в город спускались крестьяне, одетые в овечьи шкуры. По обычаю, под Рождество они играли перед церквами на дудках и пели, славя деву Марию.