«Эх, что-то я сделал не так, – думал изобретатель, – если позволил Гр сбить мои планы. Политики политиками, но роль дезинфекции в истории ещё никто не отменял. А теперь, что ж, надо ждать потепления обстановки в мире, прежде чем браться за уничтожение пыли на дорогах». Нанаец ощущал себя человеком, внезапно выброшенным в открытый океан. По прошлому опыту он, разумеется, знал, что, оказавшись в воде, нужно оглядывать её поверхность, чтобы вовремя заметить проплывающие мимо предметы, вроде боксёрских перчаток или надувного матраца. Знал, что, если сильно повезёт, можно ухватиться за мощный загривок белого медведя или вскарабкаться на обломок айсберга и доплыть на нём до берега, орудуя замёрзшим шарфом вместо весла. Что ж. Нанаец решительно встал и огляделся. Он, кажется, знал, что нужно предпринять в первую очередь.
Вот что бывает, когда пожалеешь Родину: тотчас следует боль от перенесённого предательства, затем наплывают философские размышления, а за ними приходит осознание своих поступков.
Костёр, или Северное сияние
Серое небо отодвинулось от верхушек айсбергов – над снежной пустыней прибавилось воздуха. Стало легче дышать. Нанаец вывернул карманы своих брюк наизнанку и стоял, наблюдая, как из них ворохом сыплется разная мелочь. Потом вытряхнул содержимое рюкзака прямо на снег и присел на корточки: перед ним валялась груда ненужных вещей, которые напомнили ему о его же ошибках.
– Японский городовой! – выругался путник, неприятно поражённый видом своих глупостей, таких очевидных на фоне сияющей снежной белизны. Одна только маленькая фотография – его жена и две дочери на фоне далёких синеющих гор – привлекла внимание Нанайца. Он бережно вытянул снимок из кипы пожелтевших квитанций, сунул его во внутренний карман тёплой, подбитой искусственным мехом куртки и продолжил разглядывать своё прошлое.
Ошибки лежали большим неуклюжим комом. Во все стороны торчали непонятные по своему назначению резиновые пики, бумажные скрепки, пластилиновые камни. Нанаец принялся перебирать хлам, торопясь покончить с этим делом быстрей, чтобы не замёрзнуть. Впрочем, он скоро убедился, что тут одни сплошные никчёмности. Старый доллар, приклеенный к марке техасского торгового дома, чёрные очки в клеточку, завёрнутые в Зингапурский контракт пятилетней давности, высохшая рыбья шкурка, картонная коробка с разноцветными морскими звёздами, чертежи рыболовецкого траулера, пакет из-под сока, сморщенный рыбий пузырь – всё вызвало в нём чувство отвращения, напомнив о ненужном, пустом, несущественном. Каким всё показалось жалким, ничтожным на фоне спокойных вечных снегов! К чему эта рухлядь? Какой в ней прок? Вот почему была так тяжела его походка в последнее время! Собственные ошибки, тяжким грузом давившие на плечи, не позволяли быстро шагать.
– Как же я захламился! – сказал вслух Нанаец.
Почему он не догадался избавиться от них раньше, это уже не имело значения. Нанаец выпрямился и ногами сгрёб мусор в одно место. Постояв в небольшом раздумье, вынул из рюкзака флакончик с ДЗ и вытряс несколько капель на кучу старых предметов. Спичек, чтобы поджечь, не оказалось, тогда он развернулся спиной к ошибкам и оглушительно пукнул. Далёкие айсберги недовольно вздрогнули и предостерегающе покачали своими верхушками. Им не понравился звук, но то, что за ним последовало, заставило их снова застыть в удивлении.
Мощное пламя охватило свалку. Взвившись до самых небес, оно осветило красным светом застывшие снежные просторы, мечту, одобрительно следившую за действиями человека, и пустой рюкзак. Не ожидавший подобного эффекта, потрясённый силой природы, Нанаец резко отпрянул в сторону. Он пристально смотрел на яркий огонь, заворожённый его причудливой формой, и думал о том, что огонь похож на живой цветок. Глядел, как отрываются лепестки у цветка, устремляясь в чёрное небо, и как исчезают в нём, рассыпаясь от холода и смешиваясь со звёздами. Полярная ночь молчала.
Нанаец был спокоен. Теперь ничто не будет мешать движению, можно заново, налегке обходить все дороги и, переждав мировой кризис, приступать к дезинфекции. Встав на лыжи, человек поманил за собой зелёную птицу, перелетевшую в сторону от костра, оттолкнулся палками и уверенно заскользил по твёрдому снегу, подальше от разгорающегося огненного цветка. Прочь от своих прошлых ошибок!
А где-то в жаркой Эх-Вынии в это же время Гр без дела валялся в старой телеге среди скользких арбузных корок. Кибитка упала с крюка и теперь стояла под окнами квартиры. И телега, и особенно Фецир, потерявший швабры и тряпки по пути с юга, вызывали любопытство жителей дома. Эхвынцы думали, что это реквизиты боевика, и всё ждали, когда же начнутся съёмки фильма. Гр спускался сюда, когда ему бывало грустно, сегодня был именно такой вечер. Любитель «Маисовки» печально, без всякой надежды глядел в темнеющее тихое небо, стараясь отыскать в нём Полярную звезду.