Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

Я получил письмо от сына, в котором он сообщает, что все его попытки разыскать благородную девицу, бежавшую с ним из Персии, оказались тщетными. Муки своего сердца он старается мужественно скрывать. Я не докучал ему участием. Ведь, стремясь умерить печаль, оно слишком часто усугубляет ее и усиливает то, что исцелить могут лишь время и случай.

Он сообщает мне, что при первой возможности собирается уехать из Москвы и сушей отправиться в Амстердам. Посему я должен вновь злоупотребить вашим дружеским расположением и прошу вас снабдить сына необходимыми сведениями, как разыскать меня в Лондоне. Не могу описать вам, как я радуюсь надежде увидеться с ним: у нас в Китае отца с сыном связывают более тесные узы, нежели у вас в Европе.

Деньги, отправленные мне из Аргуни в Москву, прибыли в полной сохранности. Как мне выразить свое восхищение честностью жителей Сибири! Населяющие этот пустынный край дикари, возможно, единственные нецивилизованные обитатели нашей планеты, которые живут согласно нравственности, хотя даже не подозревают, что поступки их заслуживают похвалы. Я слыхал удивительные вещи об их доброте, благожелательности и великодушии, а постоянная торговля между Китаем и Россией служит тому лишним подтверждением.

"Будем восхищаться грубыми добродетелями дикарей, - говорит китайский законодатель, - но подражать все же утонченным нравам просвещенных". Хотя стране, где я нахожусь честность и благожелательность не столь свойственны, однако искусство заменяет здесь природу. Хотя каждый порок расцветает в Англии пышным цветом, зато и каждая добродетель здесь достигает беспримерных высот. Город, подобный этому, равно питает великие добродетели и великие пороки. Негодяй здесь быстро набивает руку в самых хитроумных мошенничествах, а философ ежедневно находит новые образцы, склоняющие его к самоусовершенствованию. Нет таких радостей, чувственных или духовных, которые этот город не мог бы вам предоставить. Тем не менее, я - сам не знаю почему - не хотел бы остаться в нем до конца своих дней. Место, где мы появились на свет, обладает такой притягательностью, что оно одно способно радовать нас. Какие бы жизненные превратности мы ни испытывали, как бы ни трудились, где бы ни странствовали, наши утомленные желания влекут нас домой в поисках покоя, мы хотели бы умереть там, где родились, и надежда на этот желанный исход смягчает любую беду.

Как вы уже, наверно, догадываетесь, я собираюсь покинуть эту страну. И все же мысль об отъезде вызывает во мне грусть и сожаление. Хотя: привязанность путешественников недолговечней весеннего снега, однако мне грустно при мысли, что порвутся узы дружбы, возникшие за время моего пребывания здесь. Особенно тяжело будет мне расстаться с моим постоянным спутником, проводником и наставником.

Но я не уеду, пока не дождусь сына. Отныне он будет моим спутником во всех странствиях. В его обществе любые дорожные невзгоды я буду переносить легко, радуясь возможности наставлять его и умиляясь его послушанию!

Прощайте!

Письмо CIV

[Уловки, к которым иные прибегают, чтобы прослыть за людей ученых.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Китайские ученые глубоко почитают внешние формы. Записная кокетка так не заботится о своем туалете. Они, можно сказать, облечены в мудрость с головы до ног: у них и шапочка философская, и усы философские, и туфли философские, и веера философские. Установлена даже философская длина ногтей, и все же, хотя внешних признаков мудрости у этих ученых хоть отбавляй, зачастую внутри они пусты.

Философствующих щеголей в Европе не так много, и все же я слышал, что они есть и тут. Я имею в виду тех, кто старательно облачается в ученую личину, не обладая на деле ни глубокими познаниями, ни тонкостью ума, кто трудится в поте лица, добиваясь почетных титулов, знаменующих, научные заслуги, кто льстит собратьям, надеясь на ответную лесть, и занимается наукой, дабы прослыть ученым.

Обычно такие люди принимают гостей в кабинете при всех регалиях: комнатных туфлях, халате и кресле. Стол едва виден из-под огромного фолианта, который всегда раскрыт, но никогда не читается. Оставшись один, наш мудрец дремлет, чинит перья, щупает свой пульс, смотрит в микроскоп, а иногда почитывает развлекательные книги, которые бранит на людях. В его библиотеке царит священный порядок, и она чаще всего являет собой кладбище редких книг, которые очень дороги, затем что слишком скучны или бесполезны, а потому не переиздаются.

Такие люди, как правило, пополняют собой литературные клубы, академии и ученые общества, где часто встречаются, чтобы обменяться ничтожными мнениями и непомерной хвалой. В беседе они никогда не обнаруживают невежества, делая вид, будто им все уже известно. Сообщите им, новое наблюдение - они, оказывается, уже слыхали об этом раньше, озадачьте каким-нибудь доводом они лишь усмехнутся в ответ.