Читаем Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке полностью

Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

- Послушайте, милейший, - вскричал я, - уплатив двадцать фунтов за право посидеть здесь часок-другой, смогу ли я взять с собой хоть камешек из дорогих уборов?

- Нет, сударь.

- А долго ли я буду сыт воспоминаниями о коронации?

- Недолго, сударь.

- А может ли она одеть меня, накормить или сделать здоровым?

- Сударь, - ответил тот, - вас, видно, ввели в заблуждение: единственное, что вы получите, это право говорить, что вы видели коронацию.

- Будь я проклят! - возопил мистер Тибс. - Если это все, зачем же швырять деньги на ветер: этого права меня никто не лишит, увижу я коронацию или нет.

Я понимаю, друг мой, что это довольно сбивчивое описание. Ты упрекнешь меня в том, что я не указываю ни чинов, ни порядка по старшинству, ни места, что я и понятия не имею, будут ли впереди шествовать герольды или орден Подвязки, не узнал размеров шляпы лордов или длину шлейфа дам. Я знаю, как ты любишь подробные описания, но, к сожалению, это не в моей власти. Думаю, однако же, что это торжество во многом уступит великолепию процессии, когда наш покойный император Фонгти {6} сочетался браком с Луною, а распорядителем был Фум Хоум собственной персоной.

Прощай!

Письмо CVI

[Осмеяние погребальных элегий, посвящаемых знатным. Образчик такой

элегии.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Прежде существовал здесь такой обычай: когда умирали именитые люди, их друзья бросали в могилу скромные дары. В дело шли незатейливые вещи благовония, ладанки, пряности, горькие травы, ромашки, полынь и стихи. Однако со временем обычай этот повывелся, и ныне в таких случаях обходятся только стихами, ибо такая поминальная жертва может быть погребена вместе с усопшим без малейшего ущерба для живых.

Вот почему когда умирает вельможа, поэтам и гробовщикам находится немало работы. Один поставляет длинный плащ, черный жезл и катафалк, а другой строчит пастораль или элегию, монодию или посмертный панегирик. Знатным людям решительно не о чем тревожиться; они могут умирать, нимало не мешкая: уж поэт и гробовщик о них позаботятся. За полчаса отыщут метафорические слезы и фамильные гербы, и пока один торжественно предает покойника земле, другой, выражаясь фигурально, возносит его к звездам.

Существует несколько способов выражения поэтической скорби по такому поводу. Бард предстает перед нами то задумчивым юношей, горюющим среди могил, то Тирсисом, льющим слезы в кругу кротких овечек. То Британия, усевшись на собственном бреге, дает волю материнской печали, а то Парнас да-да, гора Парнас - кручинится, обливаясь горючими слезами.

Но самый обычный способ таков: Дамон встречает удрученного Меналка. Пастух спрашивает друга, отчего он грустит, а тот отвечает, что умер Польо.

- Если так, - вопиет Дамон, - то удалимся же в ту дальнюю рощу, где кипарисы и жасмин наполняют воздух благоуханием, и будем поочередно оплакивать Польо, друга пастухов и покровителя муз.

- Ах, - отвечает его друг, - не лучше ли будет грот подле ручья? Журчание струй сольется с нашими сетованиями, а соловей на ближнем дереве станет вторить нам.

Облюбовав местечко, они заводят плач. Ручей умолкает, внимая их горьким жалобам, коровы бросают щипать траву, тигры, преисполнившись сочувствия, и те выходят из чащи. Клянусь могилами наших предков, дорогой Фум, их сетования нисколько меня не трогают. На мой вкус это просто жидкий опиум, и тигр, наделенный чувствительностью не более обычного, будет растроган раз в двадцать больше меня {1}.

Но хотя я не могу лить слезы вместе с опечаленными пастухами, мне подчас жаль поэта, которому из-за обеда приходится творить новоявленных полубогов и героев. Какое грустное зрелище являет собой человек, который садится сочинять преднамеренную лесть. Каждая написанная им строфа безмолвно изобличает низменность его занятия, и в результате глупость его становится еще непроходимее, а бездарность еще очевиднее.

Дивлюсь, как это до сих пор не выдумали способ льстить недостойным, сохраняя чистоту совести. Мне нередко хотелось изобрести средство, при помощи которого человек мог бы воздать должное себе и усопшему патрону, не испытывая презрения к себе. После долгих стараний я его нашел, и вот посылаю тебе образчик стихотворения на смерть знатного человека, где и лести довольно, и сочинитель не кривит душой.

На смерть достопочтенного ***

Камен пусть плачет хоровод,

Наш Польо с жизнью распрощался:

Когда б он прожил лишний год,

_Он бы сегодня не скончался!_

В век Добродетели бы он

Среди героев очутился,

Затмив отвагу всех времен,

_Когда б чуть ранее родился._

Печальны нивы, скорбь в лесу

И даже овцы погрустнели,

И холм бы обронил слезу,