Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

Если мы хотим одной благодарности, заслужить ее не так уж трудно; за оказанную услугу надлежит платить привязанностью, и мы имеем право требовать того, что нам положено.

Но гораздо осмотрительнее поступиться этим правом и обменять его, если возможно, на любовь. Постоянные изъявления благодарности не приносят нам особой радости, но дорого обходятся тому, с кого мы их взыскиваем. Требование благодарственных заверений равносильно взысканию долга, когда кредитор ничего в сущности не получает, а должник платит против воли.

Когда философ Мен-цзы странствовал по свету в поисках мудрости, как-то раз ночь застала его у подножия дикой горы, вдали от человеческого жилья. Пока он одиноко блуждал в темноте, которую дождь и гром делали еще ужаснее, он заметил пещеру отшельника и, подойдя, попросил приюта.

- Входи! - сурово сказал отшельник. - Люди не достойны помощи, но поступать с ними по заслугам значит уподобиться этим неблагодарным существам. Войди же, ибо лицезрение порока подчас укрепляет нас в желании следовать стезей добродетели.

После скудного ужина из кореньев и чая Мен-цзы, уступив любопытству, спросил отшельника, отчего тот удалился от людей, хотя их поступки служат истинной школой мудрости.

- Не говори мне о людях, - негодующе вскричал отшельник. - Я буду жить здесь вдали от мерзкого, неблагодарного света! Здесь, среди лесных зверей, я не встречу льстецов. Лев - великодушный враг, а собака - преданный друг, но человек, мерзостный человек способен бросить отраву в твой кубок и поднести его тебе с улыбкой!

- Значит, тебе пришлось немало претерпеть от людей, - заметил проницательный философ.

- Да! - ответил отшельник. - Я отдал им все мое достояние, а взамен получил лишь вот этот посох, эту чашку и эти коренья!

- Ты раздарил свое богатство или лишь давал его взаймы? - спросил Мен-цзы.

- Конечно, раздарил! - подтвердил тот. - Ведь быть ростовщиком невелика заслуга.

- И люди благодарили тебя? - продолжал философ.

- Тысячу раз! - воскликнул отшельник. - Они каждый день изъявляли мне благодарность за прежние благодеяния и просили о новых.

- Но если ты не давал деньги в долг, думая получить их обратно, улыбаясь, промолвил Мен-цзы, - то обвинять людей в неблагодарности несправедливо. Ведь они признавали, что обязаны тебе, большего ты от них не ждал, они же несомненно заслужили каждое благодеяние, постоянно подтверждая, скольким они тебе обязаны.

Слова Мен-цзы поразили отшельника, и, в волнении посмотрев на гостя, он воскликнул:

- Я не раз слыхал о великом Мен-цзы... и теперь я убежден, что он передо мной. Мне уже восемьдесят лет, но рассудком я, как видно, еще дитя. Возьми меня с собой в школу человеческой мудрости и наставляй как самого молодого и невежественного из твоих учеников {1}.

Вот отчего, сын мой, в жизни лучше иметь друзей, чем тех, кто связан с нами лишь узами благодарности, а так как любовь - чувство добровольное, она живет дольше насильственно исторгнутой признательности. Услуги, нам оказанные, ложатся на нас тяжким бременем, а потому, отказав однажды в благодарности, мы уже не можем вновь пробудить в себе это чувство. Дух, который столь низок, что способен отречься от справедливого долга, не испытывает после никаких угрызений, но, напротив, упивается вновь обретенной свободой и даже радуется собственной низости.

Как это не похоже на ссору двух друзей! Размолвка причиняет страдание обоим. Подобно разрезанному пополам существу из сказки о сотворении мира {2}, души, влекущиеся друг к другу, жаждут прежнего союза; с этих пор счастье каждого ущербно и самые радостные минуты отравлены тоской. И тот, и другой ищет малейшей возможности ускорить желанное объяснение, и даже самой маленькой уступки или случайной встречи бывает достаточно для примирения.

Впрочем, полно рассуждать, позволь мне лучше смягчить суровость моих советов небольшой историей из жизни европейцев, которая отлично пояснит мою мысль.

Некий скрипач и его жена, которые, как водится у супругов, то жили душа в душу, то бранились, однажды поссорились и никак не желали уступить друг другу. Жена, конечно, думала, что права она, а муж упрямо стоял на своем. Что делать? Объяснения только ожесточали ссору, и в конце концов они пришли в такую ярость, что поклялись больше никогда не делить ложа. Обет опрометчивый, ибо в глубине души они по-прежнему любили друг друга, и к тому же в доме была всего одна кровать. Однако они не желали отступать и ночью положили между собой скрипичный футляр. Так продолжалось три недели, и каждую ночь между ними лежал скрипичный футляр.

Но оба уже от души раскаивались в своей клятве: досада их прошла, любовь вернулась, и они были бы рады убрать футляр, но гордость не позволяла ни ему, ни ей сделать первый шаг к примирению. И вот как-то ночью, когда оба лежали без сна, разделенные ненавистным футляром, муж неожиданно чихнул, и жена, как водится, пожелала ему здоровья.

- Послушай, - сказал супруг. - Ты говоришь так от чистого сердца?

- Да, да, конечно, бедный Никлас! - вскричала та.

- Тогда, - воскликнул муж, - можно и убрать этот футляр!

Письмо LXVII