Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

Письмо XL [Среди англичан не перевелись еще поэты, хотя они и пишут прозой.]

Лянь Чи Альтанчжи — Фум Хоуму, первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Об английских поэтах ты неизменно говорил с большим уважением, полагая, что в искусстве своем они не уступают не только грекам и римлянам, но даже и китайцам. Но теперь даже сами англичане считают, что поэты у них повывелись, и они ежечасно оплакивают упадок вкуса и отсутствие талантов. Пегас, говорят англичане, видно, сбросил с себя узду, и нынешние наши барды пытаются направить его полет к небесам, уцепившись за его хвост.

И все-таки, мой друг, такие суждения услышишь только среди невежд; люди с истинным вкусом полагают, что поэты в Англии есть и по сей день и что некоторые из них ничуть не уступают своим предшественникам, а, быть может, даже и превосходят их. Невежды считают, что поэзию создают строки с определенным числом слогов, так что пустенькая мысль укладывается в строфы с одинаковым числом строк, завершающихся рифмой. Я же, не в пример им, не представляю себе поэзии без неподдельного чувства, богатства воображения, лаконичности, естественности описаний и благозвучности. Только это может взволновать меня и растрогать.

Если мое представление о поэзии справедливо, то англичане в наши дни не столь уж бедны поэтическими дарованиями, как им это кажется. Я знаю несколько истинных, хотя и непризнанных, поэтов, которые наделены душевной силой, возвышенностью чувств и величавостью слога, то есть тем, что делает поэта поэтом. Многие из нынешних сочинителей од, сонетов, трагедий и стихотворных загадок и в самом деле не заслуживают этого имени, хотя они постоянно из года в год бряцают рифмами и подсчитывают слоги. Зато их Джонсоны[198] и Смоллеты[199] — настоящие поэты, хотя, насколько мне известно, за всю жизнь они не сочинили ни одного стихотворения[200].

В любом молодом языке назначение поэтов и прозаиков различно: поэты всегда выступают первыми, они ^идут неторными путями, обогащают национальную сокровищницу языка и совершают на этом поприще все новые и новые подвиги. Прозаики следуют за ними с большей осмотрительностью и, хотя они не столь торопливы, зато тщательно оберегают любую полезную или любезную читателю находку. Когда же мощь и возможности языка проявились в должной мере и поэт отдыхает от своих трудов, тогда-то его обгоняет неутомимый собрат по искусству. С той минуты свойства, присущие обоим, сочетаются в прозаике; пламень поэтического вдохновения загорается в историке и ораторе, и у поэта не остается иных достоинств, кроме метра и рифмы. Так во времена упадка древней европейской словесности Сенека, хотя и писавший прозой[201], был не меньшим поэтом, чем Лукан[202], а Лонгин[203], сочинявший трактаты, превосходил возвышенностью Аполлония Родосского[204].

Из всего этого следует, что поэзия в нынешней Англии не иссякла, л лишь изменила свое обличье, по сути своей оставшись прежней. Можно только спорить о том, что предпочесть: стихотворную форму, которой пользовались лучшие писатели прошлого, или прозу хороших нынешних писателей. На мой взгляд, следует предпочесть творения прошлого: они подчинялись ограничениям, налагаемым стихотворным размером и рифмой, но ограничения эти не только не препятствовали, но, напротив, споспешествовали выразительности чувств и возвышенности стиля. Обузданное воображение можно уподобить фонтану, который тем выше стремит струю, чем уже отверстие. В истинности этого наблюдения, справедливого для всех языков, убеждается на собственном опыте любой хороший писатель, и все же объяснить, отчего так происходит, пожалуй, столь же трудно, как холодному таланту извлечь урок из этого открытия.

В пользу литературы прошлого говорит еще одно обстоятельство — разнообразие ее музыкального звучания. Возможности последнего в прозаических периодах весьма ограниченны, тогда как у стихотворной строки они воистину беспредельны. Я сужу об этом, разумеется, не по творениям нынешних стихотворцев, которые, не понимая, что такое музыкальное разнообразие, монотонно повторяют из строки в строку одну и ту же интонацию, а по творениям их предшественников, которые понимали толк в таком разнообразии, а также исходя из музыкальных возможностей английского языка, далеко еще не исчерпанных.