Гражданка Иванова, вас ожидает дракон

— Драконам вообще никто не нужен, — продолжал откровенничать Дэ. — Ни иные миры, ни иноземные открытия. Они самодовольные бездельники, ошивающиеся при императорском дворе и строго бдящие только за своим богатством. Они и медяка не потратят на защиту чужого имущества. Выскочку Ракона ждет полное поражение. Знал бы ты, как они потешались над Фольком, когда он вдруг согласился принять титул, в довесок к которому шел никчемный остров.

— Да они, верно, и сейчас смеются, поскольку ему приходится трудиться в поте лица, — гном хоть и не любил Ракона за излишнюю крутость нрава, не мог не уважать его. Трудяга в корне отличался от своих собратьев.

— Качерцы все верно просчитали, — господин Дэ оскалился в усмешке. — Через десяток лет, когда герцог осуществит все свои задумки, он станет как никогда силен. Потихоньку заменит бойцов армии Эйропы на своих, женится на той, что ему по душе…

— И за спиной которой не стоит алчный отец, могущий убрать зятя и взять опекунство над внуком.

— Но у Ракона нет этих десяти лет, — лицо Дэ сделалось жестким. — Он не успел — качерка уже здесь.

— Не хотел бы я сейчас оказаться в его шкуре.

* * *

Жовел Первый разворачивал донесение от Ульриха Большие яйца. С тех пор, как с острова случился большой исход гномов, пропойца оставался чуть ли не единственным, кто еще мог описать ситуацию. Засылались, конечно, подданные мелкими партиями, но убывали сразу же, как выполняли свое задание.

«Нечего дразнить гусей. Пусть позабудется маменькин проступок, а там потихоньку все вернемся».

Сообщение оказалось неожиданно серьезным. Ульрих писал криво, что явно говорило о пребывании в излишнем возбуждении и изрядной доле подпития: слова читались с трудом, буква налезала на букву, а потому приходилось не по одному разу пройтись по строке.

«Давеча сидел я в трактире с писакой из «Топора» и едва не выронил кружку, когда тот похвастался, что набросал статью под заголовком «Ракон готовится к войне. Чья возьмет? Качеры против Эйропы». Что за война, откуда такая взялась, вразумительно Евпахий ответить не смог, так как уже наквасился каменки, а она, как вы сами помните, может не только голову крепкого гнома по кругу пустить, но и камень растворить без остатка, за что и получила свое название.

Пришлось писаку оттащить к себе и тщательно обыскать. Изложенную на бумаге статью я изъял. Ее вы можете найти в коробке, где хранится еще более важная вещь — кристалл памяти с запечатленными на нем портретами прежних герцогов Хариим. Эти лики нам не были ведомы, поскольку по окончании строительства замка никто из гномов туда не допускался, а мебель и все прочие богатства завозились гораздо позже. Так вот приметил я на одном из нарисованных пальцев перстенек, что сейчас наверняка поблескивает на вашей царской руке…»

Жовел воззрился на свою пухлую пятерню.

— Который из перстней драконий, попробуй теперь разбери. Надо бы в кристалл глянуть. Так, что там еще доносит Ульрих… тра-та-та… на вашей царской руке… а, вот…

«Как бы драконы не опознали свою драгоценность при встрече. Снимите от греха подальше».

— Что ж, сниму. Лучше уж без кольца, чем без головы.

«Писаку, чтобы не вздумал возобновить свои изыскания о войне, я как следует припугнул. Пришлось даже набить ему морду и повыдергивать все колокольчики с бороды — взяли моду украшать себя всякой ерундой…»

Царь покосился на золотой колокольчик, что оттягивал самую длинную прядь его бороды. Вздохнул тяжко и вернулся к чтению.

«А статейку изучите внимательно. Выходит, что вокруг лорда Ракона устроили пляски качерцы. А они, не в пример Беренгеру Четвертому, не станут обходиться мздой да приглядом за порталом. Им ни к чему развлечения и всякие там карусели. Повыгоняют всех с острова взашей и будут владеть порталом единолично. Накроются тогда ваши турпоходы по иным землям, чего Ее Величество Риска никому из нас не простит.

Ваш верный подданный, Ульрих Большие Яйца».

Царь свернул послание, наклонился за коробочкой, что посыльный оставил на столе — как раз между чайником и вазочкой с крыжовенным вареньем.

Статью, хоть и была та написана красивым почерком, царь тоже прочел несколько раз.

— Ах ты… — только и молвил, прежде чем вызвать к себе супружницу.

Та вошла, виляя бедрами. Винного цвета бархат плотно обхватывал ее крупные телеса, неприлично высокий разрез распахивался, являя круглую коленку.

— Гоблины прислали, — выдала она, поправляя рвущуюся наружу грудь.

— Похабщина. Сними.

Царица захихикала.

— Они так и написали, что супруг, увидев жену в таком облачении, непременно захочет ее раздеть. Все как по написанному.

— Не до любовных раздеваний сейчас. Как бы на самом деле с голыми задами не остаться.

— Что еще? — царица быстро угнездилась на соседнем троне. Хоть и манило ее варенье, сдержалась, не стала окунать в тягучую жижу палец. Сердце и без сладкого трепыхалось будто бешеное.

— Доигрались мы, матушка…

— Жовел, очнись, я, Риска, рядом с тобой, а не Жизнь Давшая…

— Все мы доигрались, — он протянул царице статейку. Она бегло прочла и в досаде хлопнула бумагами по голому колену.