— Чем зарядили?
Она, как и я, терпеть не могла вопросы, на которые не может ответить. Промолчала.
— Перезвони за десять минут до подлёта.
— Позвоню, шеф. Надеюсь, вы на меня не в обиде?
Я не ответил. Может, работу бленкера Крецика проверить на Светлане? Или всё-таки рассказать обо всём Никанорову? В конце концов, он эту кашу заварил. В невменяемости не замечен. Напротив, решив, что представляет угрозу для человечества, улаживал проблему системно: то есть, летально и навсегда.
— Максим? Ты постригся?
Ксения! Зал второго этажа. Я и не заметил, как вышел из каюты и спустился. Меня погубит не атомная бомба, а рассеянность…
— Ты меня преследуешь?
Ксения обиженно поджала губы:
— Простите. Искала, чтобы вернуть оптику.
Я принял у неё из рук бинокль, а она круто развернулась и выбежала из холла в сумерки, на палубу. К своему месту под шлюпкой.
Ну, вот. Обидел человека. Может, предложить ей переночевать в триста седьмой?
«Ну, ты жук!» — с восхищением прошептал Демон.
Я быстренько подавил очаги альтруизма и спустился в сто третью, постучал. Мария открыла, выскочила навстречу и обняла меня за шею.
— Не нужно стучать, милый. Мы здесь вместе живём.
Она сделала шаг назад и замерла. Она смотрела на «ёжик» у меня на голове, на мой загар… а потом взяла за руку и повела к столу. Свечи, вино, бутерброды с икрой, дольки ананаса… красиво!
— Что празднуем?
— Последнее примирение. Мы больше не будем ссориться. Обещаю!
Я обратил внимание на её платье выше колен: плечи открыты, сквозь тонкую ткань проступают соски.
— Ты решила меня соблазнить? Так я давно…
Она закрыла мне рот поцелуем.
Через долгую, сладкую минуту решительно отстранилась и властно указала на кресло.
— Присядь. Я должна сказать что-то важное. Пожалуйста, сядь!
Я сел, а она сделала несколько шагов к двери и обратно. Мимо меня. Я обратил внимание, что она босиком. Как девчонка!
Села на кровать, подобрала под себя ноги и вдруг выпалила:
— Я сдаюсь! Ты — главный.
Мне не пришлось стараться, чтобы сделать глаза круглыми. Само получилось.
— Я долго думала, и решила, что тебе нужна помощь. К Васнецову ты, конечно, никакого отношения не имеешь, но «марсианскими» возможностями обладаешь. Приобрёл их недавно, через бленкер Никанорова. Что дальше делать, не знаешь, но, как можешь, пытаешься творить добро…
Я вспомнил расправу над чекистами, и мне сделалось холодно. Уловив тень на моём лице, Мария заторопилась:
— Хочу сказать, что больше не буду требовать, и сделаю всё, о чём попросишь. Что ты можешь на меня положиться, и я согласна, что ты был прав: стреляла с перепуга, о чём сильно жалею. Я не прошу поверить мне сейчас, но прошу дать время, чтобы доказать, что я не полная дура…
Она закрыла ладонями лицо, а я бухнулся перед ней на колени и обнял за талию. Даже если она врёт, я отчаянно нуждался именно в тех чувствах, которые она разыгрывала. Именно их не хватало, для завершения каких-то процессов у меня в душе.
И этим процессам безразлично: искренние эти чувства или только имитация. Оказывается, так тоже бывает.
Я нервно рассмеялся, закашлялся и вдруг разрыдался. Как оказалось, жернова прошлого и будущего всё это время нещадно уродовали мою психику. Самоконтроль дал трещину, и из неё расширяющимся потоком хлынула тихая ненависть: к холодному, голодному детству, к юности без неба и красок, к безотцовщине и к равнодушию, с которым мир смотрел на мои попытки не стать чудовищем, без сердца и разума.
Опустился на пол. Хотел быть как можно ниже. Чтобы если падать, то не больно. А если вставать, то недалеко. И вдруг понял, что не один. Мария сидела рядом, тоже на полу. Крепко обхватив меня за голову, и прижав к себе. И щёки у неё были мокрыми.
Так мы и сидели, тесно прижимаясь. На полу тихо плакали два монстра, каждый о своём…
Спустя вечность и десять минут жизнь продолжалась. Она тихо скользнула в ванную, чтобы умыться, а я сунул флешку с программой уничтожения протокола моих перемещений по планете. Не знаю, зачем. Ведь список моих «посещений» она могла размножить и переслать в тысячу мест.
Потом умылся я. Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. Мне было неловко за свою истерику. А она делала вид, что ничего не случилось. Взяла бутылку, но я отобрал. Ещё не хватало, чтобы женщина разливала вино по бокалам.
— Я верю тебе, Мария, — сказал я вместо тоста, приподнимая бокал.
— Я верю тебе, Максим, — эхом отозвалась Мария.
Замурчал, просыпаясь, компьютер. Кто-то просил подтвердить связь. Я посмотрел на Марию.
— Выключить? — спросила она.
Жестом попросил соединить, и отполз дальше от объектива. Если это то, о чём я думаю, лучше ответить.
Она развела руками и ещё раз вопросительно на меня посмотрела, а я печально кивнул.
— Мегасоц запустил ракеты, — я узнал гнусавый голос Джонсона. — Наши спутники в режиме накачки. Лазерами спалим ракеты на траверсе Амстердама.
Я решительно вошёл в поле зрения ВЭБ-камеры:
— Добрый вечер, Джонсон. В лазерах нет необходимости. Ракеты до цели не долетят.
Он не стал тратить время на удивление:
— Уверены?
— Точно так же, как в неисправности бомбы.