Вернулся к угловому входу за белыми колоннами и подосадовал, что владельцы универмага не озаботились лавочками. Глянул на таймер: ещё три минуты. Изображать статую рядом с колоннами не хотелось. Решил полторы минуты идти по Брук-стрит в сторону художественной галереи. А потом поверну обратно.
Я зашагал по серой гранитной плитке, пытаясь представить, что буду делать, если Запад и Мегасоц действительно обменяются ядерными ударами. Но что-то мешало. Что-то наждаком тёрло щиколотку. Присев на одно колено, обнаружил товарный ярлык на носке. Не задумываясь, оторвал его и отбросил в сторону. Но вернуться к мировым проблемам не получилось.
— Извините, уважаемый, но я вынужден просить вас поднять мусор.
Я глянул на рыжего парня в полицейском мундире и потянулся к нагрудному карману за документами. Потом вспомнил, что документов у меня нет. Вообще никаких.
— Виноват, констебль, — забормотал я. — Турист. Документы на пароходе…
Он смотрел на меня хмуро, но с сочувствием.
— Мегасоц?
— Это вы по произношению определили?
— Нет. По движению руки. Но ваши документы меня не интересуют.
Я был в ауте: о чём говорить с представителем власти, если его не интересуют документы?
— Мусор, сэр, — терпеливо напомнил констебль. — Потрудитесь поднять и положить в урну.
Подошёл второй полицейский и спросил:
— Что здесь? У парня разрешение сорить на улице?
— Нет, — сказал первый полицейский. — Это русский.
— О! — заинтересовался второй и остановился.
А я всё смотрел на первого, не понимая.
— Кто-то вашу бумажку всё равно поднимет, — вздохнул полицейский. — Сама по себе она не исчезнет. Кто-то обязательно сделает эту работу. Вы хотите заплатить штраф, чтобы город заплатил дворнику, или вы уберёте сами и уладите проблему бесплатно?
Неожиданно до меня «дошло», о чём он толкует. Мне стало стыдно. Наверное, я покраснел, потому что он пробормотал: «прошу прощения», и отступил на шаг.
Стиснув зубы, я подобрал бирку от носков и сунул её в карман. Полицейские, мгновенно потеряв ко мне интерес, синхронно кивнули и спокойно двинулись дальше. Что удивило: прохожие старательно избегали меня взглядом. Поразительно! Никто не скалился от очевидного промаха неотёсанной деревенщины, все делали вид, что ничего не произошло…
А я по-прежнему стоял на месте.
Меня оглушила новая мысль: я разговаривал с лондонским бобби! Я прекрасно его понимал, а он понимал меня. Две недели изучения английского… — изучения от «балды», от нечего делать — и это уже уверенный разговорный?
Камень — это просто усилитель интеллекта или что-то большее? Если учесть, с каким наслаждением я расправился с отрядом чекистов, то второе. Но почему мне не пришло в голову убить полицейского? Или просто убежать? А вдруг камень не только читает мысли, но и лезет в мозг? И я — это уже не совсем я, а какой-то другой? Каменный?
— Максим!
Девушки стояли у колонн с огромными, цветными сумками. Господи, они всё видели! Ну и пусть. Сам виноват. Я непринуждённо махнул рукой, подошёл и подхватил сумки.
— Управились? Довольны?
Глядя на их сияющие лица, подумал, что мог бы не спрашивать. Мы завернули за угол, и я тут же перенёсся на маяк. Не сказал бы, что мы шли в толпе, но людей вокруг было немало. Тем не менее, я исчез вместе с девушками и кучей бумажных разнокалиберных сумок с полным безразличием к тому, что на этот фокус кто-то обратит внимание. Меня тревожило совсем другое: я не заметил полицейского! В форме! Полная потеря бдительности. Отчисление и направление в колхоз…
На маяке моя эмпатия неожиданно проснулась: Светлана ещё ничего не сказала, но я точно знал, что произошло что-то неожиданное.
Подождав, пока Селена с Ниной не уйдут с «мостика», я без улыбки уставился на Светлану.
— Что случилось?
— Так и знала, что вы почувствуете. У нас с вами связь, шеф, не находите?
— Что случилось? — повторил я.
— Знакомый Геннадия, Дональд, из Массачусетского технологического, который работает с орбитальным телескопом, снял видео авиаудара по «Аркадии». Бомба спускалась на парашюте. Спутник уходил за горизонт…
— И?
— Он хотел рассмотреть груз под парашютом. Но увидел бомбу. И человека на ней. Взгляните…
К счастью, «картинка» была основательно размыта. Всё-таки наблюдения по касательной к земной поверхности — это изрядные помехи атмосферы. Тем более, над морем, где испарения воды сами по себе душат резкость. Так что разглядеть лицо человека под куполом парашюта было невозможно: всего лишь силуэт. Зато работа этого силуэта заставила меня забыть обо всём.
Я физически не мог так быстро двигаться!
— Это нарезка?
— Не думаю, — сказала Светлана. — Зачем ему «прорежать» кадры?
К немалому облегчению, сразу после вспышки парашют почему-то опустился на бомбу, и голого себя я не увидел, а через мгновение меня там уже не было: бомба полетела в море, а парашют снесло вбок ветром.
«Ничего удивительного, — подумал я. — Бомба вышла из камня с нулевой скоростью. А парашют продолжал двигаться вниз. Вот он и опустился занавесом на бомбу…»
— Прогони ещё раз, — попросил я. — Медленно. Очень медленно, Светлана. На самой малой скорости.