Гражданская игра

— Я — физик, — пояснил Александр. — Представляю светочувствительность объектива любительской съёмки. Солнечный день, время известно, координаты известны… зря отказались от замедленного просмотра. Засветка объектива — десятая доля секунды, но могу представить выделившуюся энергию. Похоже, что-то пошло не так?

— Будет вам играть в Шерлока Холмса, землянин! — я позволил себе великодушную снисходительность. — Признайтесь, пока я был в душе, вы осмотрели парашют, обнаружили обугленные стропы, и судили об энергии не по видеосъёмке, а по оплавленному полимеру, из которого сделаны стропы. Так?

Он рассмеялся и покачал головой.

— Вот теперь я вижу, что вы марсианин, и ни фига не смыслите в нашей жизни.

Я нахмурился. По всем признакам я вновь где-то протупил. А он вышел из кухни, и через минуту вернулся с зеркалом.

— Вы же брились! Когда намазывали пену, ничего необычного не заметили?

— Нет.

— Давайте вместе посмотрим…

Он присел рядом и поставил зеркало так, чтобы в нём отражались оба наших лица.

Да. Так я, конечно, видел. Рядом с его белым лицом, моё казалось чёрным.

— Подумаешь, загорел немного.

— Ага. На мартовском балтийском пляже. Без плавок. Судя по всему, у вас оставалось мало времени, и вы, не раздумывая, шарахнули по стропам чем-то опасным для здоровья. Волосы у вас обгорели, а кожа загорела. Но в любом случае, спасибо за спасённые жизни. Кстати, вы в курсе, что до сих пор не сказали, как вас зовут?

— Максим, — неохотно выдавил я.

Мне было грустно. Все мои новые знакомые — гении. Поголовно. Мария, Александр, Светлана… три минуты беседы, и они рассказывают обо мне либо то, о чём я им не говорил. Либо то, о чём сам не знал.

— А знаете, Максим, я ведь должен был плыть на этом пароходе, да.

Я был слишком потрясён новым открытием и промолчал. Короткие волосы можно объяснить набегом в парикмахерскую. Но, чёрт подери, как объяснить Марии чудовищный загар?! Чтоб отрасли волосы, в камне нужно прятаться месяц. Чтобы сошёл загар — год!

— Бленкер! — сказал Александр. — На этом судне Борис собирался вывезти меня на Запад. Вместе с бленкером смерти. Поразительно! Я уже на Западе. Борис застрелен. Бленкер неизвестно где. А судно всё ещё плывёт! И с ним всё время что-то происходит! Странно, правда?

Да, странно.

От кожи ничего не могло остаться. Так что к моему загару пиропатроны отношения не имеют. А вот ультрафиолет от камня вполне возможен. Отсюда и равномерность загара. Проклятье! Мне никогда в жизни не справиться со всем этим. Это невозможно. Я играю шахматные партии на двадцати досках одновременно как чемпион дворового домино. А ведь с той стороны играют отнюдь не любители!

И тогда я решился:

— Мне нужна помощь, Александр. Ваша помощь.

— Я слушаю.

— У меня есть возможности, но я действительно мало, что понимаю в вашем мире. Мне кажется, я могу помочь, могу сделать что-то полезное, но ситуация с каждой попыткой только ухудшается. Мегасоц пытался отправить на дно «Аркадию» по-тихому: подводная лодка, торпеда… никто бы не заметил. Но я не позволил. Тогда они сбросили бомбу. И снова я вмешался. Теперь к месту падения бомбы спешат корабли Запада. Не на помощь «Аркадии», нет! Они спешат к бомбе. Потому что если первой там окажется подлодка Мегасоца, то Запад потеряет аргумент в давлении на Мегасоц…

— А если первыми найдут бомбу субмарины амеров, — подхватил Никаноров, — то Мегасоц из миролюбивого первого государства рабочих и крестьян превратится в дьявола. Но ведь бомбы там уже нет?

Он выразительно сделал вид, что выглядывает в коридор, где бледным холмом возвышался парашют.

— Нет, — вздохнул я. — Бомбы там нет.

— Тогда в чём проблема?

— В том, что обе стороны об этом не знают. Мегасоц хочет искать бомбу, и Запад хочет искать бомбу. В течение трёх часов здесь, в Северном море, сойдутся два флота, у которых взаимно исключающие приказы. И когда они начнут стрелять, местный инцидент неуправляемо перерастёт в неконтролируемую эскалацию.

— А тут и вы! — Александр даже хлопнул в ладоши. — Со своими потрясающими возможностями.

Пришла моя очередь кивать в сторону парашюта:

— Боюсь, это предел моих возможностей, Александр. Когда обе стороны обменяются запуском десятка ракет, я ничего не смогу сделать. Мне, чтобы с одной бомбой справиться, пришлось, знаете ли, умереть…

— Интересно, — без тени сочувствия сказал он.

Я разозлился.

— Ещё более интересным мне кажется факт, что нам с вами бленкер отмерил одинаковый период жизни. Девятьсот шестьдесят два миллиона секунд. Через тридцать лет мы с вами умрём в один день, Александр, — я с удовольствием наблюдал, как у него вытягивается лицо. — Возможно, в одну секунду. Не исключено, что это будет бомба на двоих…

17. Крылатые ракеты

На маяке я оказался в 16.30. Постепенно вырабатывалась привычка отслеживать реальные часы и минуты, потому что они всё меньше соответствовали моему биологическому времени.