Гражданская кампания

Деловая встреча завершилась. Последний шанс… Они уже шли по коридору, когда Марк набрался храбрости.

— Есть ли какие-нибудь сообщения, которые я могу передать? — быстро спросил он Катриону. — В особняк Форкосиганов, я имею в виду?

Катриона мгновенно замкнулась. Она отвела взгляд и коснулась рукой болеро — слева, напротив сердца. Марк уловил едва слышное шуршание дорогой бумаги под мягкой тканью. Интересно, какой эффект окажет на Майлза информация о том, где хранится образчик его эпистолярного жанра?

— Передайте ему, — наконец произнесла она (уточнять кому необходимости не было), — что я принимаю его извинения. Но не могу ответить на его вопрос.

Марк знал, что его братский долг — замолвить словечко за Майлза, но болезненная сдержанность этой женщины выводила из равновесия. Наконец он неуверенно пробормотал:

— Он очень беспокоится, знаете.

Эти слова вызвали у нее мгновенное подобие улыбки. Она кивнула:

— Да. Я знаю. Спасибо, Марк.

Похоже, тема закрыта.

На улице Карин повернула направо, остальные — налево, где позаимствованный оруженосец поджидал в позаимствованном лимузине. Марк обернулся. Карин брела, опустив голову, глядя прямо перед собой.

Майлз специально оставил дверь комнаты открытой, чтобы услышать, как вернется Марк. Едва заслышав шум, он выскользнул в холл и свесился с балкона, хищно уставившись вниз, на фойе. Единственное, что удалось определить сразу, — Марк сильно вспотел из-за того, что в такую жару напялил на себя все черное. Плюс — обилие жира.

— Ты видел ее? — требовательно спросил Майлз.

Марк, задрав голову, ехидно посмотрел на брата и коротко ответил:

— Да.

Майл судорожно вцепился в перила.

— Что она сказала? Как по-твоему, она прочла письмо?

— Надеюсь, ты не забыл, что весьма недвусмысленно пригрозился меня прикончить, если я посмею спросить, прочла ли она твое послание, и вообще каким-то образом коснуться этого предмета в разговоре.

— Напрямую! — нетерпеливо отмахнулся Майлз. — Ты отлично понял, что я имел в виду не спрашивать напрямую! Я только хочу знать, не можешь ли ты сказать… что-нибудь.

— Если б я мог понять, о чем думает женщина, выглядел бы я вот так? — Марк, сердито сверкнув глазами, провел рукой по лицу.

— Откуда мне, к черту, знать? Ты всегда угрюмый. — В последний раз это было из-за несварения желудка. Хотя в случае с Марком желудочные проблемы всегда связаны с проблемами эмоциональными. Спохватившись, Майлз запоздало поинтересовался: — Ну и… Как поживает Карин? С ней все в порядке?

— В некотором роде, — скривился Марк. — А может, и нет.

— Вот как! — Чуть помедлив, Майлз добавил: — Черт. Мне очень жаль.

Марк пожал плечами. Глядя вверх на Майлза, он с досадливой жалостью покачал головой.

— Вообще-то Катриона передала тебе со мной послание.

Майлз чуть было не нырнул через перила.

— Что? Что?!

— Она просила предать, что принимает твои извинения. Поздравляю, дорогой братец, похоже, ты выиграл тысячеметровый заплыв. Смею добавить, что ей следовало бы подкинуть тебе очков за стиль.

— Ура! — Майлз грохнул кулаком по перилам. — Что еще? Она что-нибудь еще сказала?

— А чего еще ты ждал?

— Не знаю. Чего-нибудь. «Да, вы можете мне позвонить», или «Нет, больше никогда не смейте ступать на мой порог», или еще что. Подсказку, Марк!

— Придется тебе отправляться искать подсказку самому.

— А мне можно? То есть она ведь не говорила, чтобы я не смел больше ее беспокоить, да?

— Она сказала, что не может ответить на твой вопрос. Пережевывай пока это, криптоман. У меня своих забот хватает. — Марк, качая головой, удалился в сторону лифта.

Майлз влетел к себе в комнату и плюхнулся в кресло. Надежда ожила, как реанимированный криотруп, не страдающий посткриогенной амнезией.

На его взгляд, «Я не могу ответить на его вопрос» не звучало как «Нет». Хотя, конечно, и не звучало как «Да». Скорее это походило на… еще один последний шанс. Каким-то чудом ему позволили начать заново. Отползти на исходную позицию и начать заново. Все верно.

Так как же теперь к ней подступиться? Только никакой поэзии, упаси Господь. Я явно не рожден под звездой поэтов. Судя по вчерашним усилиям (плоды которых Майлз предусмотрительно изъял из мусорной корзины и потихоньку сжег), любые вирши, выходящие из-под его пера, скорее всего будут тошнотворными. А если ему вдруг чудом удастся наваять нечто приличное и она захочет еще, то к чему это приведет? Он представил себе, как Катриона сердито кричит: «Ты не тот поэт, за которого я вышла замуж!» Нет уж, никаких больше ложных представлений.

От входной двери послышался шум. Пим впустил посетителя. Судя по голосу, мужчину. Наверное, кто-то к отцу. Майлз снова уселся поудобней.

Она приняла твои извинения! Она приняла твои извинения! Перед ним вновь открылась жизнь. Вернулась надежда.