Гражданская война. Миссия России

25 мая 1921 года отдельной кавалерийской бригадой Г. И. Котовского были разбиты и рассеяны два повстанческих полка под командованием Селянского, который получил смертельное ранение. В боях, продолжавшихся с 28 мая по 7 июня 1921 года, в районе станции Инжавино кавалерийская бригада Котовского, 14-я отдельная кавалерийская бригада, 15-я Сибирская кавалерийская дивизия, курсанты 7-х Борисоглебских кавалерийских курсов под общим командованием Уборевича разгромили 2-ю армию повстанцев под командованием А. С. Антонова. После этого 1-я повстанческая армия под командованием А. Богуславского уклонилась от «генерального сражения». Инициатива перешла к карательным войскам.

Летом 1921 года основные силы партизан были разбиты. В конце июня – начале июля Антонов, оставшись единственным живым командиром Партизанской армии, издал последний приказ, согласно которому боевым отрядам предлагалось разделиться на группы и скрыться в лесах или даже разойтись по домам. Позднее об этом приказе узнала пресса, и он тут же попал на страницы местных газет. Антонов надеялся, сохраняя людей и оружие, дождаться момента, когда красные выведут за пределы Тамбовской губернии 100-тысячную армию, и первым продемонстрировал пример исполнительности, бесследно исчезнув.

Подавляющее военное превосходство, начавшийся переход страны к НЭП предопределили поражение восстания. Постепенно менялось в пользу советской власти и настроение крестьянства. Оказавшись между жерновов войны, крестьяне были измучены террором, реквизициями, необходимостью постоянно приспосабливаться к обстановке. Крестьянство нуждалось в мирной жизни, искало возможность спокойно трудиться в своем хозяйстве. Постепенно крестьяне перестали прикрывать повстанцев. Порой они сами выдавали их властям. Под влиянием такой позиции местного населения началась массовая сдача в плен партизан, скрывавшихся по лесам и болотам. Над лесами летали аэропланы, разбрасывая листовки. В этих бумажках, которые партизаны пускали на самокрутки, призывали добровольно сложить оружие и сдаться советской власти. Обещали амнистию!

Многие купились на это. А Уборевич докладывал Тухачевскому: «1000 бандитов сдалась, сложив оружие. 1000 – расстреляна. Пятьсот сложили оружие, 500 – расстреляны».

Таковой была амнистия советской власти в лице Уборевича и Тухачевского! Но советская же власть в лице И. В. Сталина воздала по заслугам этим палачам русского крестьянства спустя 15 лет.

* * *

Атаман Филипп Иванченко успел уйти с горстью своих людей от погони карателей в леса Балашовского уезда. Повстанцы надежно обосновались в лесу: вырыли несколько глубоких землянок, выложив их стены бревнами. Насыпали хороший накат. Винтовки и пулемет держали наготове. Наладили быт. Костры разводили только ночью в овраге – близ ручья, чтоб можно было быстро залить огонь. Благо овраг был рядом. Варили кулеш, кипятили воду для чая и взвара. Крестьяне из окрестных сел знали про них и нет-нет да подвозили то крупу, то сала, то яиц, то хлеба, то самогону. Пока шло лето – все было ничего, жить можно. Но с осени в землянках стало холодно. Крестьяне все реже подвозили харчи. Да и повстанцы стали один за другим оставлять лесной лагерь. Кто постарше – возвращались по домам, к семьям. Молодежь уходила на юг в поисках работы; кто шел в низовья Дона, в Ростов или на Кубань, кто направлял стопы на Донбасс. Была надежда, что большевистская власть не дознается об их прошлом, ибо там их никто не знал.

А вот батя-Филька занемог. Простыл он ночью в землянке. А потом открылась плохо залеченная рана на левой ноге, полученная в бою на Маныче. Тут совсем стало худо казаку.

– Лекаря атаману надоть… а иде ж яво взяти? – говорили меж собою остававшиеся в лагере повстанцы.

Лекаря все ж нашли через знакомых крестьян в самом Балашове уже в конце сентября. Тот согласился не бесплатно. Рисковал ведь. Филиппа привезли к нему ночью, тайно. Заплатили немалые деньги. Больной был почти в беспамятстве. Распорол «дохтур» на казаке шаровары и исподнее, оторвал и выбросил ткань, что впитала в себя черную кровь и гниющую плоть. Очистил и внимательно осмотрел рану. Затем покурил, подумал и промолвил какие-то непонятные казакам аглицкие слова:

– Гангрена! Ампутация! Немедля и по колено. Иначе погибнет.

И с этими словами вымазал ногу вокруг раны йодом.

– Это што ж, «дохтур», амунация, аль бо амуниция? – хмуро спросил у лекаря вестовой Петро.

– Раньше чего не привезли? – вопросом на вопрос ответил доктор.

– Нельзя было, уважаемый… э-э, товарищ, – оправдался Петро. – Так шо ж таперь-от?

– «Шо-шо»? Отнимать будем! – с вызовом и недовольством пояснил доктор.

– Чево отымать? – опять в недоумении спросил вестовой.

– Ее, родимую, да по колено. Антонов огонь у него. Внял ли?.. – пояснил лекарь и указал на опухшую, посинелую стопу.

– Внял, ваше благородие, – кивнув головой и оробев, выдохнул Петро.

– Давай-ка веревку или плеть, привяжем больного к столу. А теперь держи его крепче и ляг на него, – велел «дохтур» и с тем влил Филиппу без малого стакан неразведеного спирту в рот.