12 марта Негрин отправился в Париж на встречу с французскими министрами – главным образом с Блюмом, Даладье, Ориолем и Котом: он надеялся уговорить их ввести в Испанию пять дивизий при поддержке 150 самолетов. Французский военный атташе в Испании полковник Морель уже предостерегал свое правительство о подавляющем превосходстве националистов в воздухе и о необходимости поставить республиканцам как минимум 300 самолетов для исправления ситуации. Но французское правительство было слишком встревожено аншлюсом Австрии, устроенным нацистской Германией как раз в день приезда Негрина в Париж. Оно не имело планов военного вмешательства в Испании, которое могло бы поджечь всю Европу. Негрин добился всего лишь соглашения с французским правительством об открытии границы для пропуска задержанных на ней вооружений.
Вернувшись утром 16 марта, Негрин собрал в барселонском дворце «Педральбес» кабинет министров. В тот же день итальянцы подвергли город массированным бомбардировкам. Непосредственно перед заседанием Негрин потребовал, чтобы его поддержали Прието и Хираль, который тоже намекал на неизбежность поражения. Но назавтра тревогу выразил сам Асанья, попросивший Прието высказать соображения о слабости Народной армии, критическом положении республики и необходимости достижения соглашения о прекращении войны. Прието не только согласился, но и нарисовал отчаянную в своей точности картину мнений военного командования. Он дошел до того, что предложил заморозить авуары республики за рубежом с целью обеспечения нужд волны изгнанников. Негрин полностью проиграл спор президенту республики, назвавшему его «visionario fantastico» за уверенность, что республике необходимо продолжать борьбу.
В этот напряженный момент совет узнал о собравшейся перед дворцом массовой демонстрации. Ее начали готовить за несколько дней согласно решению, принятому на встрече коммунистических лидеров – Михе, Пассионарии и Диаса[833]
– и представителей других организаций рабочего класса, включая НКТ и ФАИ. Негрина заранее предупреждали, что на демонстрации будут звучать требования отставки министров-«капитулянтов». Он вышел к толпе и попытался уверить ее, что борьба против фашистов будет продолжаться до самого конца. Это помогло: демонстрация рассеялась.18 марта, после страшных бомбежек, представители ВСТ и НКТ подписали соглашение о переводе промышленного планирования под контроль правительства. Это стало, наверное, самой крупной уступкой анархо-синдикалистов за всю войну, откровенным признанием силы государства, продавленным Мариано Васкесом.
29 марта Прието совещался с Негрином: он доказывал, что война проиграна, и предрекал падение республики. Негрин пришел в ужас и сказал одному из коллег: «После тех ужасов, которые я узнал из доклада Прието, я не знаю, куда должен отвезти меня водитель – домой или на границу»[834]
. По утверждению Сугасагойтиа, этот доклад убедил Негрина в необходимости просить Прието покинуть пост министра обороны. Он предложил ему более скромную должность в правительстве, но Прието, к радости коммунистов, отказался[835]. Не прошло и года, как правота Прието, Кассандры революции, подтвердилась.Уход Прието из правительства стал печальным напоминанием об участи его старого соперника Ларго Кабальеро: анархисты поддерживали Прието, вопреки огромным идеологическим расхождениям с ним, из страха перед коммунистами. Апрельский правительственный кризис сделал Прието и его бывшего последователя Негрина врагами. Их вражда продолжится и в изгнании.
Узнав от Негрина о кризисе, президент республики Асанья созвал совещание во дворце «Педральбес» и в длинной речи, полной намеков, дал понять, что с надеждой возобладать над врагом военным путем придется расстаться[836]
: он уже подумывал о «правительстве капитуляции» во главе с Прието или Бестейро. Негрин заспорил с Асаньей, настаивая на нерушимой воле стоять до конца. Такой же была позиция главы коммунистов Хосе Диаса, настолько яростно доказывавшего, что президент «рискует злоупотребить своими конституционными полномочиями», что Асанья пришел в уныние.6 апреля 1938 года Асанья снова попросил Негрина сформировать правительство. Предполагалось, что это будет «правительство единства», существовала даже надежда на воссоздание Народного фронта, однако впоследствии новый кабинет назвали «правительством войны». Негрин не только возглавил Совет министров, но и взял на себя роль министра обороны[837]
. То, что в кабинете остался один-единственный министр-коммунист, было связано с позицией Сталина, встревоженного китайско-японской войной и нацистской экспансией. Главной причиной скромного поведения коммунистов было сохранение надежды на договоренность с Британией и Францией (лидеру французских коммунистов Морису Торезу Коминтерн тоже приказал не входить в правительство Блюма). Тем не менее Сталина убедили разрешить остаться в кабинете Урибе.